Потом сгорела тряпочка. И не тряпочка, а полноценная тряпка. Мамина любимая, как выяснилось впоследствии.
Да еще стало очевидно, что алюминиевая проволока – вовсе не оловянная. Она не плавится на электрической плите. Точнее, плавится, но примерно в тот же момент, когда плавиться начинает и раскаленная докрасна кастрюлька. Очень удобная кастрюлька. С длинной ручкой, как у ковша. Из такой кастрюльки сподручно было бы наливать олово в форму. Тоже мамина любимая, как позже было сказано Сергунчику. И тоже алюминиевая под эмалью, как и проволока.
Но что поделаешь, в любом производстве без потерь не обойтись.
Кстати, вместе с кастрюлькой Сергунчик и его папа чуть не потеряли маму. Папа молодец, остановил этот цирк.
Он строго пообещал сдать маму в психиатрический стационар имени Скворцова-Степанова, если та продолжит искать свою долбаную, как он выразился, кастрюленцию.
Куда делась кастрюлька, никто не знал. Сергунчик предпочитал думать, что ее и не было.
И вот наконец новая стальная безликая кастрюля, наполненная оловянной проволокой, – то, что оловянной, а не алюминиевой, Сергунчик вместе с бомжами проверили на костре за сквериком у Сытного рынка, – греется на многострадальной конфорке. И кривая форма, восьмая по счету, потому что кто ж знал, что воду с гипсом надо смешивать в пропорции, а иначе все рассыплется, открыла утробу в ожидании смеси.
Конфорка светится красным, вселяющим в сердце ужас светом. Расплавленные ошметки любимой маминой тряпки прилипли к конфорке и топорщатся из-под кастрюли. По телевизору оперный певец натужно нагнетает какое-то завывание, поддерживая ладошками живот.
Короче, все готово.
Сергунчик даже язык закусил, наливая раскаленное олово в форму…
Когда он выкидывал всю эту хрень на помойку, он был, по выражению классика, мрачнее тучи. Все выкинул: и жижу эту оловянную, и форму, и пластилин, и остатки проволоки.
Вот и мечтает теперь Сергунчик Рэмбу этого выкрасть. Он и раньше презирал собственность и собственников этих, а теперь вообще ненавидит.
Немудрено.
После стольких-то страданий.
А дядя Дима с Кронверкского проспекта, наоборот, собственность очень даже уважает. Именно он вручил сыну Женечке свою детскую коллекцию солдатиков – и, само собой, того солдатика с двумя автоматами в руках. И именно он рассказал сыну и его другу Сереже о том, какой ценный это солдатик и с каким трудом он его в свое время выменял на четырех уланов с конями.
Рассказал, когда покупал ботинки на Горьковской. Он всю жизнь покупает ботинки. Он ее, жизнь эту, и меряет ботинками. Скажешь ему что-нибудь про девяносто третий год, а он и не помнит ничего, пока не определит, в каких тогда был ботинках. После этого любые детали этого года доложит тебе в красках.
Это, кстати, очень верно – измерять жизнь ботинками. Я вот не помню, когда какие шаги делал, а ботинки помню. Особенно если они жали.
Дядя Дима ботинки очень ценит и покупает их каждый раз, когда что-то идет не так. У них с Женькой дома и есть всего только что солдатики да ботинки. Очень много ботинок.
Он даже людей оценивает по ботинкам. Если ботинки чистые, значит, человек зажиточный – на машине ездит.
Развитие кредитования и арендного бизнеса, правда, сломало дяде Диме всю логику, но он все равно остался ей верен. Даже поломанной и неверной. Только ввел запасное правило: если в мороз человек идет в туфлях-лодочках на тонкой подошве, значит, точно богат. Парчи и жемчугов не надо, этого признака достаточно.
Это тебе не «казаки» и мотоцикл, тут все солидно.
Вот из-за этого правила дядя Дима и стал мечтать о машине. Купить в кредит он ее не может. Это выглядит как обман. Ведь все будут думать, глядя на его чистые ботинки, что он сказочно богат, а он всего лишь кредит взял. Дядя Дима – честный человек. Это и по делам его видно: четырех уланов за Рэмбу – развели его как лоха, если не врет.
Вот и остается ему лишь мечтать.
Дяде Диме на эту тему зимний сон стал сниться один и тот же. Даже сейчас, весной, когда тепло и светло, и в чистеньких лодочках нет-нет да и можно пройтись по улице. Аккуратненько так пройтись. Не отходя далеко от дома. А сон снится, и все тут.
Он во сне одет в лаковые, на тонюсенькой подошве черные туфли. Идеальные ботинки богача. В таких ботинках неважно, во что человек одет, поэтому в каждом новом сне одежда на нем разная.
Сегодня, например, это синий деловой костюм с галстуком. Костюм должен быть шерстяным, но, судя по тому, как дядя Дима замерз, где-то в этот костюм добавлена синтетика. Процентов девяносто ее в этом костюме, думаю.
И идет он в таком наряде зимой, по морозу. Даже не по морозу, а по лютейшему морозищу. Брюки к волоскам на ногах прилипают.