С этими словами фигура старичка растворилась в воздухе в прямом смысле этого слова. «Чёрт!» – крикнул Дилер и со всей силы стукнул кулаком по столу и лишь потом спохватился, что Тамара может услышать.
Он крепко выругался про себя, а вслух пробормотал: «Вход – рубль, выход – два, точно!» Ему ничего не оставалось, кроме как пойти в комнату, не зажигая света, прокрасться мимо спящей Тамары, и направиться к «бару». Точным движением Дилер вытащил небольшую бутылочку виски «Белая лошадь» и покинул помещение.
Он достал из кухонного шкафчика свой любимый стакан для виски, а из морозильной камеры несколько кубиков льда – они всегда там были. Плеснув немного в бокал, Дилер сел за кухонный стол и с ходу выпил содержимое, даже не дав напитку охладиться. Налил снова.
Он протёр глаза и всё лицо руками, как после сна, но от грустных мыслей не избавился. «Что же я сделал со своей жизнью? Чёрт подери! Подставил и себя и других! Тася – просто "луч света в тёмном царстве"[32]! И за что ей это всё? Наверное, старикан был прав! Надо было наступить на горло собственной песне. Ведь она меня любит потому, что меня любят все», – начал размышлять Дилер вслух, вздохнул и выпил. Налил ещё.
«Будь они прокляты, эти все! – пробормотал он. – Интересно, а могла бы она меня полюбить без всего этого?». И тут же сам себе шёпотом ответил: «Придурок, какая разница, сейчас главное уберечь её от этой фигни. Идиот. Ему интересно. Ну, сиди, интересуйся. Утырок комнатный!»
От виски со льдом в голове немного прояснилось. Дилер понял, что он попал в ситуацию, называемую шахматной вилкой. Угроза нависла сразу по двум направлениям, и какой ход не сделай, всё равно удар будет нанесён. Он и Тамара оказались на разных чашах весов. Выход был только один: донельзя приблизить её к себе, защитить от любого, и просто заставить никогда не разговаривать с неизвестными.
Дилер сделал ещё глоток. Он понял: нужно добиться того, чтобы Тамара никогда, ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смертной казни, не стала агентом Кошкой. А тогда с чистой совестью можно и умереть.
Дилер налил новую порцию виски и насыпал ещё льда. «Возможно, ещё успеем ребёночка родить», – решил он и немного успокоился. Ситуация уже не казалась такой уж неразрешимой. Дело было за малым: найти в себе мужество и время в плотном графике, чтобы рассказать Тамаре всё. Вообще всё. И купить кольцо.
Дилер на секунду представил, что Тамара откажет. Его убьют. Но тогда он, во всяком случае, сможет найти слова, чтобы убедить её не связываться с ними. И тогда пострадает только он один. А здесь стремиться к нулю бесполезно.
Встав из-за стола, Дилер процитировал вполголоса, обращаясь в темноту: «Назначайте войну на завтра, Молодым умирать не страшно!»[33] Потом допил содержимое бутылки, выбросил тару в мусорное ведро, сполоснул стакан, обсушил его полотенцем, поставил на место и отправился спать.
Глава 7. Объединение.
Мы прыгнем в лето на двоих
С обрыва чувств – в озерный омут,
Где камыши с восторгом стонут
При отраженьи глаз твоих.
И. А. Щёлоков «Лето на двоих»
На следующий день, как только яркое почти июньское солнце полозотило верхушки деревьев, Дилер открыл глаза. Он был полон невиданного доселе счастья. Его девушка тихо посапывала рядом. Впервые Дилер проснулся не один, а с женщиной. И не просто женщиной, а женщиной своей мечты, мог обнимать её, чувствовать ее запах, и вместе с ней окунаться в млечность сна, пусть даже короткого и нервного.
Дилер представил, что будто бы открылась тайная дверь в весенний солнечный сад, благоухающий яблоневым цветом. В душе воцарился мир, в голове поселилась радость, потому что сердце до краев заполнила любовь. Неожиданно появилась надежда на положительный исход дела.
Дилер увидел, как они с Тамарой, все в белом, гуляют, держась за руки, по почти райскому саду, болтают и смеются. Он вдруг понял, что он обладает чем-то прекрасным, чего нет у других, чем-то, что делает его сильнее. Дилер почти физически ощутил, что весь мир уютно трётся у его ног, как маленький рыжий котёнок.
Погладив спящую Тамару по волосам, Дилер поцеловал её в щёчку, в шейку за ушком, откинул назад растрепавшиеся пряди, чмокнул в плечо, вдыхая аромат ее тела, осторожно снял одну бретель ночной сорочки и долго ласкал губами обнаженную грудь, словно пил ключевую воду и никак не мог насытиться.