Жонглёр скосил глаз на одиноко идущего за санями тощего скомороха.
— Люди добрые, набегайте, петь-играть нам помогайте, не жалейте для нас блинов да маслица — эх, широкая масленица! — словно ничего не произошло, заголосил Петруха.
Подозрительное исчезновение приставшего к ватаге мужичонки взволновало скоморохов. Кто его знает, каков человек? Ведь шёл он с ними долго, многое узнать успел о всяких скоморошьих делах… Эх, видать, верно говорил атаман — никого из посторонних в ватагу допускать нельзя! Да что ж было делать — оставить замерзать нищего на дороге? Петруха хоть и самый молодой в ватаге, но кричал громче всех, уговаривал с собой взять нищего… А теперь неладно что-то получилось… Сгинул, слова не сказал… Может, ещё объявится пропавший? Побродит по масленичным гуляньям да и вернётся?
Медведь тем временем вывез сани на площадь. Начались приготовления к представлению.
Пока рыжий скоморох выпрягал медведя, скоморох-музыкант снял козлиную личину и заиграл на гуслях:
В песне пелось о том, как поп дурачил бедных мужиков, выдавая себя то за святого, то за чёрта.
Слушатели хохотали, подталкивали друг друга локтями, кивали на стоящего в толпе красноносого попа.
— Ох, Петруха, — сказал маленькому скомороху великан Потихоня, — дорого, чую, обойдётся ватаге доброта наша!.. Не нравился мне этот нищий…
— Поймаю на худом деле, — прогремел тощий скоморох, — сделаю из него худое тело… Вынимать буду душа из этот вор…
— Как бы не вышло беды через этого убогого, — задумчиво произнёс гудошник.
Когда кончилась песенка про попа, началась медвежья потеха. Вместе с медведем вышли в круг рыжебородый поводырь и длинноносый Петруха.
Музыканты заиграли на дудке и домре, скоморох-великан начал бить в бубен.
— А ну-ка, брательник мой Михайло, — тоненьким голоском закричал рыжий поводырь, — потешь честной народ!
Медведь в такт музыке начал поднимать лапы и трясти их. Браслеты с бубенцами звенели, и получалось, что косолапый тоже участвует в оркестре.
— А теперь, брательник мой Михайло, — продолжал поводырь, — покажи, как боярская дочка красоту наводит!
Медведь уселся на снег, начал тереть одной лапой морду, а другой лапой приглаживать шерсть на голове.
— Ну точь-в-точь наша боярышня! — едва не падая от смеха, не то вскрикнула, не то всхлипнула какая-то баба. — А причёсывается-то, а причёсывается-то — потеха!..
Затем медведь показывал, как бабы носят вёдра на коромысле, как ребята горох таскают. Он так неуклюже, воровато, то и дело замирая от страха, подкрадывался к воображаемому гороху, что сами ребятишки-горохоеды смеялись звонче всех.
Скоморохи представили встречу медведя с купцами.
Купцы-скоморохи просили медведя не трогать их товары, но медведь показывал, что у него, мол, медвежат много, все мал мала меньше и все есть хотят.
Некоторые зрители стали кричать, что «медведь обманный»: в медвежьей шкуре, мол, выступает скоморох. Пришлось поводырю водить зверя по толпе, чтоб все убедились — дело чистое.
Михайло долго ещё развлекал собравшихся. А потом Петруха обрядился козой: надел на голову мешок, который заканчивался козлиной головой.
Рыжий поводырь начал выбивать на бубне дробь, «коза» заблеяла и принялась бодать медведя.
Медведь зарычал, встал на задние лапы, начал за «козой» бегать.
«Коза» оказалась увёртлива — Михайло едва успевал поворачиваться.
В конце концов «коза» и медведь вместе стали плясать под музыку, а зрители им подпевали.
Медведь снял с тощего скомороха шляпу с пером и пошёл со шляпой по кругу — деньги собирать.
сняв «козу», закричал Петруха, —
Если кто давал что-либо съедобное, медведь тотчас же отправлял еду себе в пасть и низко кланялся.
Рыжий поводырь весело покрикивал:
— Я тоже голодный, у меня живот холодный!
И стоило Михайле замешкаться на мгновение, как поводырь ловко выхватывал из медвежьих когтей то пирог, то рыбину, то кусок сала.
Медведь урчал, сердился, топал ногами. Толпа хохотала.
Потом выступал тощий скоморох — он показывал фокусы и жонглировал крутыми яйцами.
Великан Потихоня показывал свою силу, а Петруха плясал на руках.