Взяв ее за руку, я повела ее к дому.
† † †
И хотя до заката еще оставалось не меньше часа, дом уже был отчасти темным. Окон было мало, чтобы пропустить достаточно света. Но я бы нашла кухню Норри всюду по запаху – насыщенной смеси торфа, эстрагона и руты. Обычно там еще был суп, но в Канун Всех святых Норри всегда настаивала, что железный котелок должен висеть пустым, а под ним догорал костер.
- Садись, - сказала я Норри. – Я принесу одеяло, чтобы ты согрелась.
- Не нужно, дитя, - в доме Норри выглядела и звучала уже почти как прежняя. Но я все равно принесла одеяло, и когда я вернулась на кухню, то увидела, что она прижимает руку к сердцу.
- Тебе плохо, - сказала я с тревогой.
Норри снова отмахнулась.
- Нет, дитя. Нет.
- Но ты такая бледная…
- Порой мне не по себе от того, как ты похожа на мать. Такие же серые глаза, такой же маленький подбородок, - она посмотрела на меня и добавила ворчливо. – Конечно, ты растрепаннее.
Я без возражений пригладила спутанные волосы, не желая перебивать. Норри редко говорила о маме, даже под давлением, это меня расстраивало, ведь я помнила мало.
Но Норри, казалось, закончила ворошить прошлое.
- Ох! – она убрала одеяло. – Посмотри, как низко солнце. Нужно дотемна забрать водоросли.
На этой традиции в Канун Всех святых Норри настаивала: мы всегда варили свежесобранные водоросли в котле на новом костре, а потом пили бульон, чтобы защитить себя от вреда. Норри еще и выбирала определенные водоросли, потому собирать их было непросто, и в другой ситуации я бы отпустила ее одну искать их. Но не теперь, когда я так переживала за нее.
- Отдыхай. Я схожу в пещеру, - я потянулась к сетчатой сумке у двери, подходящей для склизких водорослей.
Норри выхватила сумку у меня из-под носа.
- Нет!
Я уставилась на нее. Норри бывала строгой, но редко кричала и никогда так не бросалась.
- Ты не выйдешь на улицу, - Норри преградила путь. – Не этим вечером. Не пущу, пока я еще могу дышать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПИСЬМО
Я отпрянула на шаг и уставилась на Норри, уверенная, что кричит она из-за лихорадки. Но когда я увидела ее взгляд, я поняла, что вижу не болезнь. Там были подозрение и страх.
- Норри, что такое? В чем дело?
Ее дрожащие пальцы сжались на сумке, но она не ответила.
Почему она ведет себя так странно? Я вспомнила недавние события.
- Это из-за пения? – я видела по ее лицу, что я права. – Ты думаешь, что это была я. И теперь не доверяешь мен.
- Ты напевала, Люси. Я сама слышала.
- Но я же сказала, я слышала пение. Словно это была птица или ветер в ракушке, только четче…
- Я не слышала пения, - сказала сухо Норри. – Только тебя.
Она сказала это так уверенно, что я застыла. Была ли Норри права? Я напевала, не понимая этого?
- Ты не слышала пения?
- Нет. А если ты его слышала, то это плохой знак. Кто-то или что-то пытается обмануть тебя, так я думаю. Тебе лучше побыть сегодня дома, чтобы тебя не схватили.
- Кто-то… или что-то? – неуверенно повторила я.
- Ранние проделки Кануна Всех святых, наверное.
- Но почему я слышу пение, а ты – нет?
Норри растерялась.
- Слишком много вопросов, дитя. Но они не заставят меня передумать. Завтра сможешь выйти. Но не сегодня, не в Канун.
Я коснулась камня. Меня не выпускают из-за суеверий или… чего-то большего?
- Не смотри на меня так, - голос Норри стал выше. – Твоя мама… - она замолчала.
- Что мама? – я ощутила укол страха. – Норри, ты должна мне сказать.
Не стоило говорить ей «должна». Она вскинула голову.
- В некоторые дела лучше не вмешиваться, Люси. Со временем ты поймешь. Знай одно: сегодня ты не выйдешь. Когда-то я расскажу больше, дитя. Но не сейчас.
Дитя. Вдруг это слово меня обожгло.
- Я не ребенок, - рявкнула я. – Мне пятнадцать. Зимой будет шестнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы знать правду.
- Если ты не ребенок, то перестань возмущаться как дитя, - сказала не впечатленная Норри. – Нет времени. До заката остался час, мне нужно собрать водоросли. Пока меня не будет, присмотри за домом, - на ее лице была видна тревога. – Не смей выходить. Если выйдешь, мы обе будем в ужасной беде.
Эти размытые предупреждения меня злили.
- Что за ужасная беда? – она не ответила, и я сказала настойчивее. – Ты знаешь, что я тебе не наврежу…
- Не сама, - покачала головой Норри. – Но ты даже не понимала, что напевала, дитя. Что еще ты сделаешь, если пение овладеет тобой? Ты об этом подумала?