я под вашим деревом стою, дожидаюсь..."
Ге отвечает Толстому: "Не смущайтесь, что я на время оставил работу. Я
опять принимаюсь, я не могу жизнь, свое сознание отделять от работы. Я
столько пережил в это время, столько переродился, что от этой работы только
выиграл, ежели бог это позволит, я действительно вас порадую работой
художественной. Искренно только и можно работать, по-моему, но еще нужно
жить тем, что хочешь сказать..."
И это были не просто слова. Ге пережил на хуторе Плиски второе рождение
как художник. В восьмидесятых годах начинается последний, лучший период в
его искусстве. Он создает свои шедевры: "Что есть истина?", "Распятие",
"Голгофу", чудесные портретные работы.
Подобный поздний взлет доступен только немногим мастерам, способным
сочетать в преклонные годы юношеское сердце, глаза ребенка и мудрость.
...Накаленные, словно сплавленные в жарком огне цвета горят на поздних
полотнах Ге. Пламя янтарных, золотых, желтых красок соседствует с
оранжевыми, пурпурными, рдяными колерами... Но художник не избегает и
холодных тонов. Пожалуй, мало у кого из живописцев так звучат бирюзовые,
лазурные, синие цвета, как у Николая Ге. В борьбе холодных и теплых цветов,
света и тени, в романтической взволнованности композиций весь художник Ге --
мятущийся, ищущий. Его полотна всегда поражают новизной, неожиданностью
решения. Нервная, эмоциональная манера письма заставляет зрителя пытаться
активно осмыслить сложный язык картин. Ярок, не схож ни с кем колорит Ге.
Удивительно точно найдены состояния природы. Лунная ночь. Раскаленный
полдень. Раннее прохладное утро,.. Всегда предельно выражена метафора,
символ, задуманные художником. Мужествен, лаконичен почерк его последних
холстов.
В полотнах Ге разлит поистине магический свет, его образы живут в
предельно обостренной, накаленной высокими страстями атмосфере. Холсты
последних лет творчества живописца - симфонии борьбы зла и добра, света и
тьмы. Порою, глядя на творения Ге, будто слышишь музыку Скрябина - гневную,
неистовую и нежную...
"Что есть истина?"... Пилат - наместник Рима. В складках белой тоги,
облегающей фигуру, все самодовольство Рима - владыки античного мира. Будто
слышишь топот когорт империи, рев военных труб, стоны рабов и скрежет цепей.
Пилат торжествует. Холеный, полный иронии и скепсиса. "Что есть истина?"
Великий Рим не дал ему ответа. Неужели этот оборванный нищий, стоящий на
пороге лютой казни, может дать ответ?
Льются лучи нестерпимо жестокого солнца на раскаленные плиты мозаичной
мостовой. Сверкающий меч света положил грань между жизнью и смертью. Там, в
огнедышащей тени, осужденный пророк. Взгляд его, испепеляющий, спокойный,
поражает, не забывается никогда.
Христос Ге - апостол страждущих и нищих - бесконечно далек от
канонических изображений Спасителя, принятого церковниками. И церковники, а
вместе с ними власти предержащие восстали.
Победоносцев, обер-прокурор и духовный наставник Александра III,
доносил царю, что художник Ге поселился у Льва Толстого. Сошлись два
безбожника... Касательно картины "Что есть истина?" обер-фискал писал, что
полотно оскорбляет религиозное чувство и несомненно тенденциозно!
Предложение... убрать с глаз публики картину...
На письме Победоносцева Александром III начертана резолюция: "Картина
отвратительная..."
Картину сняли.
А Лев Толстой так оценил полотно. "Достоинство картины, - писал он, - в
том, что она правдива (реалистична, как говорят теперь) в самом настоящем
значении этого слова. Христос такой, каким должен быть человек, которого
мучили целую ночь и ведут мучить. И Пилат такой, каким должен быть
губернатор теперь. Ге нашел в жизни Христа такой момент, который важен
теперь для всех нас и повторяется везде во всем мире. И это верно
исторически, и верно современно..."
Не обошлось и без курьезов. Ге, взбешенный причитаниями светской дамы,
сетовавшей, что-де, мол, Христос на его холсте "Что есть истина?"
некрасивый, ответил: "Христос, сударыня, не лошадь и не корова, чтобы ему
быть красивым. Я до сих пор не знаю ничего лучше человеческого лица... Да
притом человек, которого били целую ночь, не мог походить на розу..."
"Вся моя работа до сих пор, - пишет Ге за год до смерти, - состояла в
том, что я пробовал все то, чего "не нужно делать", и наконец дошел до того,
что "нужно сделать", что ужасно просто и что стоит очень давно, т. е. что
вечно".
В этих строках нет ни тени кокетства художника, знавшего себе цену. В
своем творчестве он всегда был предельно правдив. Жить для него - это вновь
и вновь рождаться в своих полотнах. Последние годы жизни художника отмечены
необычайным взлетом творчества. Это озарение было подготовлено долгим,
мучительным путем осмысления явлений бытия.
Портрет Наталии Ивановны Петрункевич. Молодая женщина читает книгу у
открытого в сад окна.
Как по вечерней глади озера неслышно бегут мимолетные блики плывущих
облаков, так и в этом холсте будто видишь легкие тени раздумий, печали,
мечты... Это полотно - целый мир. Бездну ассоциаций, сложную гамму чувств
рождает художник, создав внешне статичную композицию. Но покой, с первого
взгляда властвующий на холсте, только кажущийся. В глубоких тенях, в тишине
старого дома, в тяжелых складках платья, в самом силуэте женщины неуловимо
скрыта напряженность. Как будто ощущаешь бег времени, отсчитывающего меру
радостей и невосполнимых потерь.
За окном жизнь. Скользят по дорожке прозрачные блики солнца. Они зовут
нас в глубину сада, в зеленую прохладу деревьев. Тихо... Прошелестела
страница книги. Вздохнула женщина. Пробежал ветерок. Зашептались листья...
Неуловимые миги бытия... Где-то в лазоревой выси светит летнее солнце,
где-то в просторной степи гудит вольный ветер, где-то кипит жизнь... В
старом доме тишина. Пробили часы. Проскрипел паркет. Кто-то прошел по
комнатам... Еле заметная, чуть грустная улыбка осеняет юное лицо. Чуть
приподняты дуги бровей. Тончайшие интонации чувств улавливает мудрый
художник. И эта объемность зрения живописца сообщается нам. Мы начинаем
вместе с Николаем Ге бродить по тенистым аллеям запущенного сада, любоваться
игрой света и тени, холодных и теплых тонов зелени. Начинаем зорче видеть
чудесный мир, окружающий нас, учимся у живописца доброте, приобщаемся к
прекрасному.
Ге бесконечно любил природу. Он часто говорил, что сумасшедшие те, кто
не находит, что лучше всего на свете весна, сад, деревья, птицы, трава...
Николай Ге... Бесконечно далеки от наших дней сюжеты многих его картин.
Большинство из тех, кто видит их, мало знают легенды, послужившие художнику
канвой для его глубоких, философских холстов. Но такова сила реалистического
искусства, таково обаяние пластики портретов, пейзажей, картин живописца,
что мы воспринимаем их, как читаем сегодня стихи Пушкина и Фета, прозу
Толстого и Тургенева, слушаем музыку Чайковского и Скрябина.
Алексей Саврасов
Белокаменная Москва встречает утро благовестам. Тянутся в небо сизые
дымы. В стоячих лужах бродят пухлые облака, натыкаясь на золотые маковки
церквей. Низко над землей носятся стаи стрижей. Парит. Быть грозе.