«Как же я продешевлю-то? Твой петух яиц не несёт. А моя курочка через день по яичку».
Разделились они. Жена курочку от себя не отпускает, кормит её и ест яичницу. А что муж ест, этого я не знаю. Отпустил он петуха погулять. Петух улетел к царю во дворец. А у царя свадьба была, балы давали. Петух сел на дворцовую крышу, на конёк, и запел:
«Слуги! — распорядился царь. — Поймайте этого петуха и посадите в колодец».
Слуги поймали петуха, посадили в колодец. А сверху накрыли крышкой. Петух выпил в колодце всю воду, выбил крышку, сел на конёк и опять кричит:
«Слуги! Поймайте насмехалыцика! Посадите в баню да баню-то зажгите! — разгневался царь. — Он сгорит в бане-то».
Слуги поймали петуха, заперли в бане, а баню подожгли. В петухе-то воды — весь колодец! Он пожар залил, сел на конёк и опять:
«Слуги! В амбар его! В сусек! В серебро! — раскипятился царь. — Да поживее! Что вы как варёные? Царь я вам или кто?»
Слуги словили петуха, отнесли его в дубовый амбар, сунули в сусек с серебром, заперли на замок и доложили царю:
«Батюшка ты наш! На три замка замкнули издевателя. Крышка ему».
«Вот это другое дело», — похвалил царь.
А петух склевал серебро, прилетел домой и кричит:
Хозяин обрадовался, занял у богатых соседей красного сукна, постелил на пол. А петух летает по избе, деньги сыплет — только звон стоит. Так целый ворох и насыпал.
Хозяйка давай ругать курицу:
«У мужа какое богатство петух-то принёс! А ты мне ничего».
Курица улетела на поля, поклевала зерна. А для неё зерно всё равно что деньги. Прилетела домой и кричит:
Хозяйка обрадовалась, заняла у богатых соседей красного сукна. Курица летает по избе и на красное сукно зёрнышки сыплет.
«Разве это деньги? — заплакала хозяйка. — Бестолковая ты».
И хотела побить курицу, а то и суп из неё сварить. Да муж отговорил:
«Не серчай, жена! Помнишь, я тебе говорил: «Зачем делиться-то?»
«Говорил, не отпираюся…»
«Вон петух сколько добра принёс. Розно-то зачем жить?»
«Ты теперь меня, чай, не примешь?»
«Приму».
С тех пор они стали жить дружно, и никто, ни один человек не слышал, чтобы шум там какой был, или крик, или посуда билась…
— Это ты к чему? — насторожилась Алёшина мать.
Но отец не заметил её вопроса и заключил:
— Вот какую сказку любил дедушка Алексей. По нему тебя назвали, сынок… Много он знал сказок, да вот на войне его убили. Сейчас никто столько сказок не помнит.
— Никто?! — охнул Алёша.
— Никто, — в два голоса подтвердили отец и мать.
Окна в избе цвели ледяными петухами, рыбами, папоротниками, и лёгкий свет их лежал на лицах отца, матери и Алёши, будто они все трое живут не в яви, а в небыли, заодно с этим царством на стёклах. Алёша слышал, как у него всё ещё пылают щёки, а тело под одеждой горит, согревается и никак не может согреться.
И думал Алёша:
«Какой он — дедушка Алексей? Весёлый он был и храбрый. У дедушки медаль была. Я его не видел и никогда не увижу. А сказку его я наизусть знаю и всё равно смеюсь в самых смешных местах, когда отец рассказывает».
— Сказка — складка. Песня — быль, — сказала мать.
— Спеть хочешь? — спросил отец.
— Как-нибудь спою, — отозвалась мать.
Отец принёс с морозу берёзовых дров, затопил печь и пообещал:
— Если вспомню, ещё какую-нибудь дедушкину сказку расскажу… Всё равно сегодня никуда не пойдём. Солнце-то с ушами. Морозище!..
Обиделся
Земля зазеленела по берегам реки, и на эту пологую зелёную землю пришло половодье и затопило её.
Теперь травы зелено светились в воде, как водоросли, и сюда из глубины приходили кормиться рыбы.
Толкаясь длинным шестом, Алёша плыл на лодке. Кругом — одна громче другой! — кричали лягушки. Делали они это не просто так, лишь бы перекричать друг дружку. Каждая выводила свою песню и не забывала про песни соседок, и голоса складывались в весёлый лад:
«Зиму перезимовали! Вода потеплела! А поём-то мы как хорошо! Никому так не спеть. Если можете — попробуйте…»