— Хватит флиртовать, Фостер. Веди себя прилично, — одернула Рэн и, повернув меня к зеркалу, нажала на рычаг, приподнимая стул повыше.
— Прилично? Я пропустил твое восьмидесятилетие или что? Мне стоит оставить большие чаевые в качестве компенсации за подарок?
— Ты не оставишь мне чаевые, потому что не заплатишь вообще, — закатила глаза Рэн. — Я не возьму с тебя денег за стрижку.
— Да ты меня разыгрываешь. Сегодня утром на тебя накинулась моя собака. Конечно, ты возьмешь.
— Фостер, ты спишь на диване моего брата и плачешь в подушку. Я не могу взять деньги со сломленного человека.
Я не стал с ней спорить. Пустая трата сил.
Я бы нашел иной способ подсунуть Рэн немного деньжат.
— И даже не помышляй подсунуть мне деньги. Я узнаю, и я тебя порежу, — в подтверждение своих слов она снова щелкнула ножницами.
— Я тебя умоляю. Я заваливал противников твоего размера вот так, — я щелкнул пальцами.
— О, хвастаться решил. И сложно тебе было с противниками ростом метр шестьдесят пять? Я впечатлена, Фостер, — Рэн обрызгала мои волосы водой. — Теперь закрой рот и дай мне укоротить бардак, который у тебя тут вырос, — она без малейшей тактичности склонила мою голову.
— Ты такая грубая со всеми парнями?
— Ты действительно хочешь знать?
«Да. Да, я хочу».
Ответ крутился у меня на языке, но я сдержался.
Блайт рядом со мной рассмеялась, и я покосился на нее. Она подмигнула, будто знала мою тайну, хотя, вероятно, так оно и было. В точности, как когда-то Молли.
Я был настолько прост?
Рэн запустила пальцы в мои волосы, как уже делала ранее, и от ее прикосновения у меня внутри ожило все, что я считал мертвым.
Лишь простое касание, и я почувствовал себя дураком, если так воодушевился им.
Тем более, зная, что она действовала сугубо профессионально.
Но когда Рэн дотрагивалась до меня в ванной…
Там не было ни капли профессионализма. Интимное прикосновение, и я хотел снова с нею сблизиться.
— Во сколько начинается твоя смена? — испугала Рэн меня своим вопросом и, крепче сжав мою голову, не дала мне дернуться от неожиданности.
— В полдень, — проворчал я, не желая мешать процессу. — А твоя?
— Начну в четыре и до самого закрытия.
— Я тоже до закрытия.
— Ты взял двенадцатичасовую смену в свой первый рабочий день? Совсем спятил?
— Могла бы уже привыкнуть за годы.
— И правда, — согласилась Рэн.
— Я не откажусь от наличных. Плюс ко всему, мне скучно.
— Скучно? Здесь? Но у нас столько занятий.
— Ты сегодня не выпила свой капучино? Ты зла на язык.
— Моя вина, — вот только в голосе Рэн не было ни капли раскаяния.
Однако она не ошиблась. В то время как туристы любили наш городок, мы, местные жители, не ценили его преимуществ. Мы уже все здесь видели и все попробовали.
Вот почему многие уезжали отсюда в поисках чего-то… большего.
Но не я. Я не искал большего. Мое «большее» сама упало мне в руки. В буквальном смысле.
Двадцать второе лето моей жизни было сложным. Мы только что потеряли Молли Дэниелс, и наши сердца были разбиты. Мы не знали, как пережить потерю и вместе идти дальше. Поэтому мы и не шли. Мы дрейфовали.
Уинстон пытался вытрахать боль из своего сердца, Рэн пошла на парикмахерские курсы.
Я остался один.
С горечью. Печалью. Неуверенностью.
Лейла «пропустила мяч» и упала мне на колени на пляже. В качестве извинения она предложила угостить меня напитком. Я согласился.
Мы выпили, сглупили и ответили за последствия — я больше, чем Лейла.
Чтобы компенсировать свою тупость, я собрал манатки и переехал с ней на другой конец страны, толком ни с кем не попрощавшись.
Поэтому теперь расплачиваюсь за свои ошибки. Наступал себе на горло, но расплачивался.
И продолжал, учитывая, что выпросил место на чужом диване, как какой-то пьяница или нахлебник.
— Ты сломаешь мой стул, если не прекратишь сжимать его так крепко, — тихо предостерегла Рэн.
Мне пришлось постараться, чтобы расслабиться — непростая задача, когда речь заходила о Лейле — но все же я смог отпустить подлокотники.
Я сосредоточился на руках Рэн, все еще порхавших по моим волосам. Ощущения были волшебными, и я хотел остаться здесь навечно.
— Так-то лучше, — напевала Рэн. — Идет как по маслу.
— Больше не говори так. По маслу.
Попробовав повторить, я был вознагражден ее гневным взглядом в отражении.
Мне хотелось попробовать кое-то еще. Я облизнулся, и Рэн интригующе напряглась.
С интригой я мог работать.
— Иначе я захочу арахисового масла, которого у тебя нет, — продолжил я, как ни в чем не бывало.
— Только потому, что ты его съел, — Рэн в зеркальном отражении встретила мой взгляд, и настала ее очередь притворяться, будто ничего не случилось.
— Не я. Майк.
— Ты скормил своей собаке мое арахисовое масло?
— А что еще я мог ему скормить? Не сказать, что у тебя припасены лакомства для собак.
Услышав волшебное слово, Майк, раньше лежавший у двери, подошел к моему стулу и сел рядом, терпеливо ожидая того, что невольно было ему предложено.
— На самом деле есть. Просто ты не спросил.
Рэн отошла, преисполнившись решимости доказать свою правоту. В тот же миг я заскучал по теплу ее пальцев. Тут же почувствовав пустоту, я провалился обратно в печаль.
Блайт рядом со мной захихикала, и я посмотрел на нее.
Она же в ответ повела худым плечом и сделала вид, будто застегивает губы на замок.
Несколько секунд спустя Рэн принесла белую банку с косточкой на этикетке и, отвинтив крышку, дала Майку коричневое лакомство. Он завилял хвостом, будто впервые видел что-то вкусное.
Отставив банку, Рэн вернулась к стрижке так, словно ничего особенного не случилось.
Она снова помассировала пальцами кожу моей головы, и я выгнул бровь. Заметив мою реакцию в зеркальном отражении, Рэн пожала плечами.
— А что? Клиенты иногда приходят с собаками. Мне нравится быть готовой ко всему.
Будто желая подтвердить мою неправоту, Майк прошел туда, откуда Рэн принесла лакомства, и я услышал, как он шумно хлебал воду из миски, которая, похоже, была там припрятана.
— Предатель, — закричал я, и Рэн расхохоталась.
Я был рад снова услышать ее смех.
Она никогда не смеялась мелодично. Нет, всегда открыто, ничуть не жеманно, не изящно и ничего подобного.
Искренний, настоящий смех.
Громкий. Не благозвучный. На грани с отталкивающим. Соответствовавший Рэн.
Поерзав на стуле, я хотел заставить смягчиться полутвердый член, что было само по себе абсурдно, ведь она лишь рассмеялась.
— Почти закончила, — сообщила Рэн, вероятно, решив, что я ерзал из-за неудобного стула.
Как же далека она была от правды.
Мне хотелось выстроить вокруг стула крепость, чтобы ни один из нас никогда не смог уйти.
— Можно вопрос?
— Конечно.
Рэн покосилась на свою клиентку, «читавшую» глупый журнал и «не обращавшую на нас внимания». Скривив губы, она пыталась решить, спрашивать или нет.
— Вопрос не гарантирует ответа, — уверил я.
Она резко кивнула.
— К слову о «Ломтике»… у тебя нет ощущения, что ты двигаешься назад? То есть, ты сбежал отсюда, как и хотел давным-давно. Ты был свободен. И вот вернулся. Как ты себя чувствуешь? Неудачником?
— Настолько, что ты и представить не можешь, — признался я. — Сложно поджать хвост и сбежать, что, по большей части, я и сделал.
— Что там случилось?
— Гадкая история. Скорее, даже безобразная.
— Но…
— Не сейчас, — отрезал я, и Рэн вздрогнула, отчего жужжащая электробритва скользнула глубоко мне в волосы.
Слишком глубоко.
— Вот черт! — Рэн вскинула руку ко рту, как делала всегда, если ругалась. — Я не хотела резать так коротко.