Я прекрасно понимаю, что мы уже прошли отметку в пять свиданий.
Да и Фостер прекрасно понимает, что мы уже пересекли тот рубеж.
Мы оба знаем, что сегодня за ночь, но ведем себя так, будто в этом нет ничего особенного.
Что было бы гораздо проще сделать, если бы я хотела этого так сильно, как сейчас.
Если сегодня мы будем спать вместе, мы оба знаем, что это значит: я поддалась тому, о чем кричало мое сердце с тех пор, как Фостер вернулся в город.
Мой.
И это самая безумная часть сегодняшнего вечера. Я хочу его не только физически; я хочу, чтобы он знал, что я чувствую. Я хочу, чтобы он знал, что я хочу попробовать то, что между нами.
Я хочу, чтобы он понял, что я наконец-то знаю то, что он знал все эти годы.
У него есть частичка моего сердца.
Часть, которая всегда принадлежала ему.
Кусочек, который я не хочу возвращать обратно.
По всему дому разносится звонок в дверь, и я замираю, паника пробегает мурашками по спине.
Успокойся, дура. Это всего лишь Фостер.
— Вот именно! — кричу я сама себе.
Входная дверь распахивается, и в комнату врывается Фостер, Майк следует за ним по пятам.
— Что не так? Что случилось? — его глаза скользят по мне, когда он бросается ко мне. Он обхватывает мою голову руками и, нахмурившись, оглядывает меня. — Ты в порядке?
Я хмурю брови, отмахиваясь от него, не желая, чтобы его пальцы растрепали мои волосы... пока что.
— Что? Да, все в полном порядке. Так что давай уже заходи, Фостер.
— Я слышал крик. Вот и заволновался.
Упс.
— А, это. Ты, э-э… Звонок в дверь! Я просто испугалась. Не ожидала такого шума. Я уронила ложку в соус, вот и все, — я отмахиваюсь от него. — Не важно.
— Ясно, — говорит он, явно не веря мне.
Я опускаюсь на корточки и провожу рукой по ушам Майка.
— Спасибо, что подбросил моего спутника. Мы отлично проведем время, Майк. Надеюсь, ты любишь «Альфредо» и черничный чизкейк, — я встаю и похлопываю Фостера по груди. — Увидимся позже.
Он обхватывает меня за талию, когда я прохожу мимо, впивается пальцами в мои бока, щекочет меня, пока я не начинаю извиваться и кричать о помощи.
— Ты закончила быть умной заразой?
— Да! — отступила я. — Так что хватит уже!
Он прекращает нападение и зарывается лицом в мою шею, прижимаясь губами к чувствительной коже в месте соприкосновения шеи с плечом.
— Ммм... солнцезащитный крем и жимолость, — он покусывает меня, и я хихикаю, наслаждаясь тем, как его щетина касается моей кожи. — Я скучал по тебе.
— Скучал по мне? Ты сегодня днем видел меня в «Ломтике».
— Но это было целых пять часов назад, — он отталкивает меня от себя. — Нет, я соврал. Я не скучал по тебе. Я все еще злюсь на тебя.
— Почему?
— За то, что оставила меня с Дрю. Она сейчас рыдает.
— Гормоны беременности могут делать подобное, — смеясь, я направляюсь к плите, помешиваю соус и убавляю огонь для лапши.
— Ладно, — говорит Фостер, присаживаясь за мой маленький обеденный стол. Майк, не обращая на нас внимания, отправляется на свое место на диване. — Но почему она должна была начать плакать из-за «маленьких пакетиков с солью»? Она жалела их, потому что им не нашлось места в солонке вместе с остальной солью. Она, наверное, минут двадцать открывала пакетики и высыпала их в огромную банку, прежде чем Уинстон ее уволил.
Я задыхаюсь.
— Он не мог! У него даже нет таких полномочий.
Я открываю холодильник, беру каждому из нас по пиву и протягиваю одно ему.
— Я ей так и сказал, но она не захотела слушать, — мужчина откручивает крышку и делает глоток. — Она просто еще немного наорала на него, сказав, что он не может ее уволить, потому что она беременна. Твоему отцу пришлось «повторно принять ее на работу» на глазах у всех, потому что она не переставала плакать, а клиенты угрожали уйти из-за твоего брата.
Я прислоняюсь к стойке, качая головой.
— Я могла бы покалечить этого бесчувственного придурка.
— Я бы помог, но, честно говоря, он понятия не имел, что она беременна. Он был очень расстроен, когда она выпалила ему правду, и сбежал на целый день. Когда я уходил, твой отец все еще пытался его найти.
— Вот и хорошо! Он должен почувствовать себя полным дерьмом за то, что вел себя с ней как придурок. Он такой чертовски злой в последнее время.
— Он всегда был таким угрюмым? Я не помню, чтобы он был таким.
— Нет. Но он начал меняться после несчастного случая.
Фостер качает головой.
— Ну, ему нужно завязывать с травкой. Мне нужно с ним поговорить
— Удачи, — я оставила пиво на столе и достала две глубокие тарелки из тумбы рядом. — Надеюсь, ты голоден?
— Безумно.
— Дай-ка я достану чесночный хлеб из духовки, и можно приступать. — Я натягиваю перчатку на руку и открываю дверцу. — Выглядит идеально.
— Да, это точно.
Я оглядываюсь через плечо.
Фостер пялится на мою задницу.
— Ты имеешь в виду мои ягодицы или хлебные палочки?
Он стонет, опустив голову на руки.
— Ты не можешь говорить о заднице и хлебных палочках в одном предложении, Рэн, не тогда, когда ты держишь мой член твердым уже четыре недели подряд.
— Ого, — поморщилась я, вынимая горячий противень из духовки. — Тебе стоит провериться. Я думала, четыре часа — это максимум.
— Ха-ха, ох, как же смешно. Накорми меня лучше, чтобы я мог тебя трахнуть.
Хлебные палочки чуть не падают на пол, прежде чем я прихожу в себя и кладу их на решетку для охлаждения.
— Господи, Фостер. Ты должен предупреждать девушку, прежде чем произносить такие фразы, от которых плавятся трусики.
Он встает из-за стола и направляется ко мне с дерзкой улыбкой. Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я чувствую, как мои поддразнивания подействовали на него, его твердый член прижимается ко мне.
— Кстати, о трусиках... — он проводит руками по моей спине, обхватывая задницу. — Ты вообще их носишь?
Я ухмыляюсь ему.
— Ну и что же будет забавного, если я расскажу тебе об этом сейчас, а? Это испортит сюрприз.
Он просовывает руку мне под юбку, и его глаза загораются, когда он касается моих обнаженных ягодиц.
— Я расцениваю это как ответ «нет».
— Или, может быть, — я покачиваю попкой, — ты просто был недостаточно внимателен.
Развернув меня, он задирает мне юбку и тяжело вздыхает, когда видит, что на мне стринги.
— Чертов ад. Это убивает меня, — бормочет Фостер. Он прижимается губами к моему уху. — Руки на стойку, Рэн.
— Но ужин...остынет.
Он убирает мои длинные волосы с шеи и проводит губами по моей коже.
— Послушай, мне нравится, что ты приготовила мне ужин, и я уверен, что он потрясающий, но есть кое-что другое, что я бы предпочел съесть прямо сейчас.
Мое дыхание с громким свистом покидает легкие.
— Так что положи свои гребаные руки на стойку и раздвинь ноги.
Я без колебаний следую его указаниям, пока он опускается на колени позади меня.
Он не действует сразу. Нет, это не в стиле Фостера.
Вместо этого, дюйм за дюймом, он приподнимает мою юбку, целуя каждый участок кожи, который открывает, покусывая и облизывая меня так, словно никогда больше не попробует на вкус. Он обхватывает ладонями мои ягодицы, массируя и разминая их, наслаждаясь игрой с тонким материалом, который на мне надет.
— Как бы я ни ненавидел снимать с тебя это, не думаю, что это даст мне желаемый доступ.
Он стягивает мое жалкое подобие нижнего белья с моих ног, останавливаясь, когда оно доходит до середины бедра. Это заставляет мои бедра выгнуться ему навстречу, и я уверена, что он именно это и планировал.
Он осыпает поцелуями мою кожу, и мои ноги дрожат от предвкушения, зная, что будет дальше.