Мы уже свернули.
Виктор рыкнул на Главного Оракула:
— Пригнитесь!
— Разумно, — тот съехал на сиденье, потянул вниз и меня. Скрючившись на сиденье, я теперь не видела улиц — только проносившиеся мимо дома. Машину бросало то влево, то вправо, мы петляли, как зайцы; водитель гонщик, что ли?
— Вы как хотите, — бормотал Виктор, чем-то пиликая, — а я вызываю подкрепление…
Оракул протянул руку:
— Дай-ка мне.
Телохранитель передал ему радиотелефон (или рацию? не понимаю разницы), Брель выключил аппарат и засунул себе за спину.
— Вы что?!
— Давай я вызову свое подкрепление, — Оракул вытащил из кармана пиджака маленький изящный сотовый. Нажал всего одну кнопку. — Мик.
— Тьфу! — с отвращением сказал Виктор и отвернулся. Хотя и продолжал слушать.
— Как там остальные? Хорошо. Кажется, клюнули на нас. Мы сейчас в районе площади Восстания, — водитель кинул машину влево, — …были. Пасёт один — по крайней мере — серебристый джип номер… Номер?
— Заляпан номер, — буркнул Виктор.
— Номер неразличим. Ведите.
И закрыв сотовый, с безмятежным видом откинулся на спинку сиденья.
— Что, нельзя было мне сразу сказать? — напряженно спросил Виктор.
— Нельзя, — сказал Брель. — Ты бы начал звонить начальству, начальство бы тебе запретило, ты б меня не пустил…
— Не пустил, — хмуро подтвердил Виктор.
— Вот потому и не сказал. Кстати, не факт, что они нацелились бы обязательно на нас.
— Не факт, что террористы выберут именно Главного Оракула?
Ирония в голосе телохранителя поразила меня до глубины души. Я-то думала, что он может только безмолвно стеречь и внимать своему божеству!
— Кажется, или мы оторвались? — спросил поглядывающий в зеркало шофер.
Брель поднялся на сиденье, завернул голову.
— Рановато! Их еще засечь не успели.
— Прикажете сдать назад, господин Оракул? — ехидно спросил водитель.
— Себя не жалко, девчонку бы пожалели, — продолжал ворчать Виктор. — А если они сейчас стрелять начнут?
— А ты у нас на что?
Но Брель посмотрел на меня сверху слегка озабоченно. Я начала садиться, и он прикрикнул:
— Ты куда? Лежи!
— Лежать! — передразнила я. — Мне же неудобно!
— Лежи, говорю!
Оракул с силой надавил на мое плечо.
Вовремя.
— Б…! — сказал водитель, и я снизу увидела, как на лобовое стекло надвигается громада серого джипа.
Они не стали догонять нас. Они нас встретили.
— Что с вами?!
— Ничего, все в порядке! — Брель, отмахиваясь, тащил меня за собой — именно тащил — я то и дело оглушено встряхивала головой и еле-еле переставляла ноги.
Женщина, встречавшая нас у храма, потрусила рядом, испуганно заглядывая ему в лицо.
— Но у вас кровь! Что случилось? Вы попали в аварию?
Оракул прижал пыльную ладонь к лицу, посмотрел на нее и шмыгнул носом. Вытер о белоснежную (утром) рубашку, сказал отсутствующе:
— Ударился. Все пифии добрались нормально? Президент здесь?
— Да, конечно, все ждут только вас…
— Телевидение, журналисты на месте?
— Да-да! Вам обязательно нужен врач!
— Ничего мне не нужно! — окрысился Брель. — Идите предупредите, пусть будут готовы.
— Но…
— Быстро, я сказал!
Женщина рванула с места — куда там до нее спринтеру! Зато Сергей неожиданно замедлил шаг, потом и вовсе остановился, прислонился спиной к колонне. Темные круги вокруг глаз стали заметнее… или это он так побледнел?
— У вас сотрясение… кажется… — выдавила я. Сухой язык еле ворочался во рту.
— Нестрашно, — сказал он, не открывая глаз. — Легкое. Ты… как?
— Никак.
Я привалилась к колонне рядом с ним. В храме было пусто, прохладно, темно. Зеленые малахитовые колонны терялись где-то далеко вверху. Оракул открыл глаза. Осторожно погладил-похлопал меня по плечу — пальцы его правой руки распухли и скрючились наподобие куриной лапки.
— Бедная моя девочка… ничего, немножко потерпи… немного осталось. Как я выгляжу?
— Ужасно! — искренне сказала я.
Он неожиданно широко улыбнулся: блеснули белые ровные зубы. Жаль, засохшая кровь, ссадины и пыль смазали впечатление от долгожданного события.
— Ты тоже… на конкурс красавиц сейчас не годишься…
— Горе какое, я ж там обычно занимаю первое место!
Раздалось цоканье — тетка возвращалась на всех парах.
— Все готовы!
— Хорошо… давайте все-таки не будем пугать журналистов…
Мы завернули в какую-то комнату с большими зеркалами — гримерка тут у них, что ли? Оракул пригляделся к своему отражению.
— Да-а-а…
Меня даже на «да» не хватило. Я просто стояла и смотрела на страшилище в зеркале: пыльные волосы клочками дыбом, на щеке — черный ребристый след, как будто кто-то наступил мне на лицо ботинком или я сама приложилась к протектору машины. Сухие распухшие губы вывернуты наружу, как у негра, в углу рта — запекшаяся кровь. По шее и видневшемуся из разорванного свитера плечу будто наждачкой прошлись — от мелких осколков, что ли?
— Сядь, — Брель мягко усадил меня в кресло. — Дайте ей попить. Можно что-нибудь успокоительного. И умыться. Я на минуту.
Пришел, и правда, через несколько минут, деловито застегивая рукава свежей рубашки — ну точно, гримерная, совмещенная с гардеробной! Причесанный, лицо и шея чистые, с наспех налепленными пластырями. Кое-где из растревоженных ссадин вновь сочилась кровь. Брель отобрал у женщины влажное горячее полотенце, которым она пыталась меня вытереть, и послал за «формой» — это еще что такое? Когда Главный принялся сам промакивать мне лицо, я зашипела.
А потом разревелась.
Брель испугался:
— Цыпилма, ты что? Так больно?
Я замотала головой, отобрала у него полотенце и уткнулась лицом, чтобы не слышно было моих завываний. Оракул постоял надо мной, как печальный памятник, потом принялся молча мотаться по комнате — туда-сюда, туда-сюда. Последний раз всхлипнув, я поклялась себе, что потом наревусь вдоволь, высморкалась в полотенце (фу, как некрасиво!) и спросила гнусаво:
— А сколько уже времени?
Брель автоматически вскинул руку, вздохнул:
— Не знаю… но по ощущениям — опаздываем мы порядочно.
Влетевшая женщина затрясла передо мной, как перед быком, тряпкой — но серой:
— Вот! Надевай скорее!
"Скорее" получилось только с помощью их обоих — прямо поверх рваного свитера и джинсов. Я глянула в зеркало: да-а, понятно теперь, кто из нас рабочая лошадка! Больше всего это походило на рубаху умалишенной, которую вот-вот посадят на цепь. За ее буйность. Брель, надевавший нечто красивое и белоснежное, пожал плечами в ответ на мою гримасу.
— Традиции!
Мы плелись по полутемным высоким коридорам: тетенька бежала сзади и, едва не выдирая клочками волосы, пыталась меня причесать.
Для Большого пророчества выделено специальное помещение в самом сердце Храма — чтобы никакое внешнее воздействие не могло оказать влияния на предсказание. Ну да, конечно, ни малейшего влияния!
Охранники разошлись, пропуская нас. За сомкнутыми створками высоких разукрашенных дверей жужжал улей. Я с внезапной паникой схватила Сергея за руку:
— Я боюсь, я же не знаю, что… как… делать!
Он посмотрел на меня — бледный, поцарапанный, с темными кругами вокруг глаз — но по-прежнему очень спокойный.
Наклонился — и шепнул мне:
— Втирай очки!
И обеими руками толкнул широкие створки.
Свет, шум, сотни устремленных на нас глаз… Я едва не отпрянула назад. Главное — не запнуться, ведь я почти ослепла от направленных на нас софитов и вспышек фотосъемки, да еще то и дело наступала на длинный подол проклятого балахона.