— Здравствуйте! — послышался через шорохи глухой голос дозвонившегося.
— Как вас зовут? — спросила Верба. — Говорите громче, плохо слышно.
— Меня зовут Майк, — сказал телезритель, словно с набитым ртом.
— Майк, какой момент вам показать?
— Ну, — усмехнулся Майк, — что я делаю сейчас?
— Прямо сейчас? Минуточку…
Верба пощелкала невидимыми клавишами, и вдруг на экране появилась вставка: собеседник сидел на кухне. Перед ним была чашка с чаем. Его руки, покрытые до самых плеч татуировками, держали надкушенный бутерброд, а сам он смотрел прямо в камеру. Ехидная усмешка вдруг сползла с его лица, глаза округлились, а рот открылся так, что стал виден непрожеванный бутерброд.
— Охренеть! — воскликнул он и принялся нервно оглядываться в поисках камер. Даже, пожалуй, слишком нервно. — Да как это?!
— Теперь, Майк, — продолжала Верба. — Назовите какую-нибудь дату и место?
— Ну… Двадцать лет назад. Второе мая. Дача моей бабушки.
— Время?
— Ну, не знаю… Шесть вечера… восемнадцать минут и три секунды?
Верба снова пощелкала клавишами, и на экране вдруг появился уютный деревянный домик с открытой верандой, утопающей в кустах цветущей сирени. На веранде стоял стол, где в окружении взрослых сидел серьезный малыш, а перед ним был тортик с четырьмя свечками. «Давай! Ты должен задуть все!» — подбадривали его взрослые. Малыш набрал воздуха и задул все свечки, кроме одной. И расплакался. А взрослые захохотали.
— Охренеть!!! — снова закричал телезритель. — Это же мой день рождения! Так и было!!! А можно мне где-то скачать эту запись?!!
— Можно! Отныне любую запись любой жизни можно скачать при помощи наших новых линз! Спасибо за участие, Майк, — поблагодарила Верба и отключила звонок. — Эта технология будет доступна каждому, но прежде мы должны решить проблему Пикалки, и сделать это можем только мы — жители города, в котором обосновалась тварь. Прямо в это секунду каждый из вас — все, кто смотрит сейчас наш экстренный выпуск — должен взять палку, вилку, камень и броситься к городскому парку. Пикалка должна быть уничтожена, она ничего не сможет сделать всем нам одновременно! Мы должны помнить — каждый наш храбрый поступок пишется в архивное облако. Каждая наша трусость — тоже там. Никто из нас не сможет завтра сказать, что не знал, не слышал и не видел! Все вы, смотрящие сейчас в экран, все ваши дальнейшие поступки завтра станут историей нашей победы и вечным позором для струсивших, от которого уже не отмыться! Каждого! Запомните: поведение каждого в эту минуту — это история, которая записывается и будет завтра известна всем! Никто не сможет сказать, что он ни при чем! Никто! Вперед друзья, мы вместе спасем нашу планету! Встретимся в парке! Вперед! — Верба вскочила, и экран потух.
Я наверно никогда не ездил так быстро — от телецентра до проспекта мы долетели всего за семь минут. А вот дальше было не пробиться — поперек дороги громоздились брошенные как попало автомобили, многие даже с распахнутыми дверцами и невыключенными моторами. Я тоже не стал терять время. Но когда мы добежали до поляны, всё уже было кончено.
Тут было столько ликующего народа, что пробиться к центру оказалось невозможно.
— Пустите телевидение! — кричал Нариман, поднимая камеру над головой.
— Нахер нам теперь телевидение? — спросил кто-то в темноте. — Линзы давай! Волшебные линзы!
— Дорогу! — требовательно повторил Нариман.
— Да ведь это же Майк! — заорал вдруг кто-то ликующе и повис на руке Наримана. — Ребята, и Майк с нами! Пустите Майка — ему последнюю свечу задуть надо! — загоготал он.
— Да уже задули всё! — радостно отозвалась толпа. — Обе задули! И большую, и маленькую — в крошево!
— Верба! — вдруг раздались голоса. — И Верба с нами!
— Верба, нас каждого покажут по телеку?
— Верба, линзы давай! Где линзы взять!
— Да не было никаких линз, — отмахнулась Верба. — Просто мы победили.
Но ее не расслышали.
— Качай Вербу! — заорала толпа. — Ура!
Меня быстро оттеснили. Я стоял в ликующей толпе, сжимая ненужную больше монтировку, и чувствовал, как по щекам катятся слезы. На меня никто не обращал внимания. Я отошел в сторону и позвонил Аде — сказал, что со мной все в порядке, и что мы победили. А она и так уже знала. Передачи нашей она не видела, но все почему-то уже знали.