— По-моему, этот, — пробормотал Леонид Алексеевич, выбрав из связки ключ.
Он открыл замок и распахнул ворота, Антон помог. Он увидел большой двухэтажный дом из красного кирпича, с островерхой крышей, похожий на замок. Кладка была фигурной, с выпуклостями по углам и по верху. Крыша была острой, замысловатой, с парой кованых флюгеров. Козырек, карнизы, дверь, перила на крыльце, отливы и водосточная труба — все коричневого цвета. Окна были узкими и высокими, углубленными в стену, отчего напоминали бойницы. Дальний угол выглядел как пристроенная к дому прямоугольная башня под четырехскатной крышей. Дом понравился Антону.
Справа от дома стояло одноэтажное здание гаража, тоже из красного кирпича, с двумя широкими воротами во всю стену. За домом находилось небольшое недостроенное здание, оно не имело стен, крыша держалась на выложенных из кирпича столбах. Дом выглядел красиво и ново, а свободная от строений территория участка походила на строительную свалку, везде валялся мусор, плиты, кирпичи, куски кабеля, мангал лежал на боку. За забором высились деревья, словно старинный парк, — не слышалось ни людей, ни машин. Антону понравился и дом, и само место, несмотря на далекий от завершенности вид; появилось ощущение родства с мрачным местом, наподобие тех, о которых поется в рок-балладах.
Внутри дом был неотделан. В высокой просторной зале с голыми стенами имелся только диван. Широкая лестница поднималась на второй этаж. Леонид Алексеевич повел Антона в гараж. Там стояли новенький черный «БМВ-Х5» и серебристая «Ауди-А8».
На обратном пути Леонид Алексеевич завел разговор.
— Вячеслав обмолвился, что ты обижаешься на отца за то, что вы не общались. Понимаю, но хочу тебе сказать, что так сложилось не потому, что ты стал ему безразличен. Когда Юрка ушел из семьи, он с головой погрузился в работу. Мы как раз занялись новой темой, отдавались на все сто. Таков закон бизнеса: хочешь чего-то добиться, отдай этому все. Потом, особенно когда стало понятно, что Светка не сможет родить, он часто говорил о тебе.
— Кто мешал ему встретиться, поговорить?
— Мы же гордые, боимся, что нас не поймут, оттолкнут. Я не защищаю его, только хочу, чтобы ты был справедлив. Понятно, что это была ошибка с его стороны. Но знай, Антон, последнее время он часто говорил о тебе, собирался позвонить.
- Но так и не позвонил, — вздохнул Антон.
— Зато позаботился о тебе. Все достанется тебе, и это немало. Не только ты, но и твои дети будут обеспечены. Благодаря Юрке, твоему отцу, у них будет все. Думаю, этого достаточно, чтобы помнить о нем.
6
Леонид Алексеевич предложил отвезти его домой, но Антон попросил остановиться у ближайшего метро. Тот согласился и довез до «Рязанского Проспекта». Антон бегом спустился в подземку, не в силах удержать в себе растущее ощущение счастья. Он не смотрел на девушек, вообще не замечал ничего вокруг. Через полгода он будет богат, у него будет ку-ча баб-ла, — стучало в голове. От радости распирало грудь и затуманивало мозги. Антон приехал домой в возбужденном состоянии.
Выложил на стол отцовский бумажник и деньги, взятые из стола в квартире на шоссе Энтузиастов. Это была малая толика того, что скоро будет принадлежать ему, но в сравнении с тем, что у него было сейчас, казалось кучей деньжищ. Перед ним лежала стянутая бумажными лентами с печатями банка пачка, из которой выглядывали четыре голубовато-зеленых угла тысячных купюр и гораздо более тонкая неровная пачка рыжих пятитысячных.
Антон потрогал деньги и увидел, как дрожат руки. Пошел в ванную, побрился и вымылся, намазал кадык кремом после бритья и сбрызнулся туалетной водой. Хотелось быть таким, как парни из рекламы, которые нравятся телочкам. Он смотрел на себя в зеркало с отколотым углом и не видел этого отколотого угла, видел только красивого парня, способного влюбить в себя самую классную девчонку.
Антон погладил свою лучшую рубашку, начистил ботинки, оделся и снова уставился в зеркало — развернулся на каблуках, щелкнул пальцами и подмигнул себе. Теперь удача ему не понадобится, она уже лежит во внутреннем кармане.
Антон бегом поднялся из метро, перескакивая через три ступеньки. Никогда он не чувствовал себя таким уверенным в себе. Он ощущал, как ладно сидит на нем пиджак, будто только что купленный, словно это был не тот пиджак, в котором его обламывали сотню раз.