— Глаза. У тебя необыкновенно красивые глаза. Многие девушки позавидовали бы тебе.
У Антона екнуло сердце. Он вытянул губы, но Настя отстранилась.
— Я хочу поцеловать тебя.
— Ты мне симпатичен, но я не могу сразу целоваться. Прости. — Она умоляюще сдвинула брови. — Ты должен понять. Я же не какая-то, которая готова сразу на все.
— Понимаю, — вздохнул он. — Значит, будем встречаться?
Он прижался к ней. Настя оказалась горячей, кровь в ней кипела. Они уставились друг на друга.
— Я понравилась тебе?
— Да, — прошептал он.
— Можно попробовать.
Ошалев от радости, Антон быстро наполнил рюмки.
— Давай на брудершафт?
— Что за глупости! — воскликнула она. — Мы не в двадцатом веке.
Они выпили, и Настя сказала:
— Я хочу почувствовать, что нравлюсь тебе.
— И почувствуешь, вот увидишь…
— Сейчас.
Он уставился на нее помутневшим взором.
— Ты танец собираешься заказывать? Для чего ты вип снимал?
— А! Конечно!
Настя положила руки Антону на плечи, взмахнула ногой и села на него верхом. Это произвело впечатление. Он взял ее за талию. До этого дня он лишь мечтал, что девушка такой неземной красоты сделает его объектом своего внимания, будет страстно смотреть, будет желать его… Настя сняла платье через голову. Она осталась в розовых стрингах и прозрачных чулках с широкой кружевной резинкой. У нее были кругленькие пухлые груди и плоский живот, в пупке блестел пирсинг. Она стала елозить, сидя верхом, как будто они трахались.
Антон настолько обрадовался, что перестал моргать, обхватил ее за талию и потянул к себе.
— Тебе нравится, что я делаю? — прошептала она, наклонившись к его лицу.
— Да…
— А я не чувствую, что тебе это нравится.
Антон вцепился пальцами ей в ягодицы и стал насаживать на себя. Настя нахмурилась.
— А! — Антон достал из кармана тысячу и протянул ей, задев купюрой левый сосок.
— Что ты делаешь?! — воскликнула она. — Ты и впрямь первый раз в таком заведении! Под резинку подсунь.
Сначала он решил сунуть деньги за резинку трусов, потом догадался, что для этого предназначены кружевные полоски на колготках. У Антона не получалось оттянуть край чулок, палец никак не мог поддеть его — от неловкости у Антона задрожали руки и смяли купюру. Настя выхватила у него деньги и сунула за резинку. Край с единицей и нулями выглядывал из чулка, как мелочь из пластмассового стаканчика попрошайки.
Настя повернулась к нему спиной и снова принялась елозить на бедрах. У нее была ровная спина и пухлые ягодицы. Антон держал ее за талию и представлял, как засунет в нее член, это казалось всего лишь вопросом времени, скорого времени, — возможно, это произойдет уже сегодня. Он был в этом уверен. Настя начала притормаживать, наконец, остановилась и взглянула через плечо.
— А! — он достал тысячу и сунул за резинку.
Движение на бедрах возобновилось. Антону показалось, что можно трахнуть ее прямо сейчас, оттянуть полоску трусов и вставить. Он представил, какая она там…
— Сними трусы, а? — попросил он.
Настя остановилась.
— Я сделаю это для тебя, — она поднялась и наклонилась к его лицу. — Только не забывай меня поощрять. Когда мужчина просто смотрит и трогает, он ведет себя как эгоист, а девушке хочется, чтобы в такой момент он думал не только о себе, понимаешь?
— Да, прости. Ты такая классная, что с тобой я забываю про все на свете.
— Про все, кроме меня, договорились?
Настя выпрямилась, постояла перед ним, потом наклонилась, сняла трусики и снова выпрямилась. Она казалась Антону удивительно, нереально красивой. Медленно поворачивалась, позволяя ему смотреть на себя, и улыбалась, наблюдая его немигающий, скорее полоумный, чем восторженный взгляд. Она повернулась спиной, чуть наклонилась и замерла. Антон уставился на нее, загипнотизированный сияющей наготой.
— Ну? — сказала она.
— А! — он суетливо достал две тысячи и сунул ей.
Она наклонилась и раздвинула ягодицы. Лицо Антона приняло такое выражение, словно он сдерживал какое-то внутреннее мучение. Настя выпрямилась.