— Он валялся под кроватью. Видимо, ты выронил его, когда снимал джинсы, — сказала Юля. — Он такой прикольный, можно, он будет стоять здесь?
— Конечно!
— Говорят, что люди непременно возвращаются туда, где оставили какую-то вещь, — пробормотала она и с нежностью взглянула на Антона.
Они проводили вместе все выходные, благо те совпадали: гуляли по центру Москвы, в Парке Горького, который был рядом, по набережной Москвы-реки, в Сокольниках и Коломенском. Они болтали, сидели на лавочках и целовались. А еще целовались, когда оказывались в красивом месте: под деревьями в парке, у воды, в беседке. Перекусывали в кафе, ехали к Юле и занимались сексом.
Ездили только к ней. Юля не напрашивалась в гости, а сам он не предлагал, хотя проговорился, что живет один. Так было удобнее. Он боялся, что, если пригласит Юлю в свою квартиру, это неминуемо приведет к свадьбе.
Юля рассказывала Антону про фиолетовые курсы, про популярную психологию. Сначала он интересовался, спрашивал, потом ему надоедало, они начинали дурачиться, хохотали и бегали друг за другом, как подростки, он хватал ее. В такие моменты их охватывало желание, и они не хотели терпеть до дома. Однажды им приспичило в Нескучном саду — он увел ее с дорожки и трахал, прислонив к дереву. Пасмурное ноябрьское небо бесстрастно взирало на их беспутство. Их заметила гуляющая по саду немолодая пара, но это только подзадорило Антона.
Они возвращались в ее комнату, в этот обшарпанный, но милый приют, и трахались под тихие звуки «Энигмы». Юля была страстной, но с трудом достигала оргазма, Антону приходилось хорошенечко попотеть, чтобы заставить ее плакать от счастья. Утром они ехали на работу, или она на работу, а он домой, чтобы сходить в тренажерный зал, а вечером снова встречались.
10
Второго декабря исполнилось полгода, как умер отец. Антон заступил на сутки. Позвонил Вячеслав Анатольевич и напомнил, что пора подавать документы на оформление наследства. Когда Антон был дома, мать пыталась прозвониться по скайпу, но он не ответил — родительница достала его наставлениями. Утром в пятницу он взял папку с документами и направился к нотариусу. Там его ждал неприятный сюрприз: помощники нотариуса сообщили, что для оформления прав на отцовское имущество, включая банковские вклады и автомобили, придется заплатить больше ста тысяч.
На следующей неделе во вторник Антон подал в МФЦ заявление о вступлении в наследство. Специалист, который принимал заявление, выдал расписку и сказал, что за документами можно прийти сразу после новогодних праздников. Потом Антон отправился на тренировку, после которой полетел к Юле.
После ужина, как у них повелось, она включила романтическую музыку и выключила свет. Она разделась и села на край кровати. Антон впервые видел ее в этом телесного цвета и с кружевами белье. Оно очень шло Юле. Антон смотрел на нее с минуту, потом опустился на пол и положил голову ей на колени. Она погладила его по волосам, и эти прикосновения взволновали его, он почувствовал, как где-то глубоко в нем копятся слезы, и, если эта нежность продлится, они, несомненно, прольются. Он прервал их, поднявшись.
Назавтра Антон отправился в банки, где у отца были вклады, в «Альфа-банк», «Райффайзенбанк» и «Морган Стэнли Банк». Оформив документы, в «Альфа-банке» сказали, что через день Антон может прийти за деньгами, если пожелает их забрать. Он ответил, что хотел бы оставить все как есть, только снять небольшую сумму на расходы. В других банках было так же.
Заступив на сутки, Антон не думал, что эта смена окажется такой тяжелой. Любая мелочь, на которую раньше он не обращал внимания, теперь вызывала раздражение. Выдавая ключи, Антон чувствовал, что сотрудники офисов не замечают его, потому что он просто охранник. Надменная Ксения даже не поздоровалась толком, процедила что-то сквозь зубы и небрежно расписалась. Антон не мог отвести взгляд от ее холодного лица. Она даже не презирала его, а хуже — не замечала, как неинтересный неодушевленный предмет. А он ждал, вдруг взглянет. Не взглянула, взяла ключ и удалилась своей раскачивающейся походкой, словно уплыла по волнам. Антон пожалел, что не уронил ключ на пол, чтобы ей пришлось наклониться.
Как назло, его смена совпала со сменой Минзаева, который словно чувствовал, что Антон собирается встать на лыжи, и придирался по каждому пустяку. Из-за опоздания Антон не получил премию за ноябрь. Он планировал в этот день написать заявление на увольнение, но из-за Минзаева перенес это на завтра, боялся его провоцировать. Антону очень не хотелось, чтобы тот по обыкновению встал вплотную и уставился в лицо своими нерусскими глазками, буравя ими до мозга и приговаривая что-нибудь вроде: «Что, у нас плохо? Решил поискать место получше?»