Выбрать главу

К счастью, произошло событие, которое внесло в его душу некоторое успокоение. Весной 1938 года он помирился с Сабартесом. Они случайно встретились на улице Сены в Сен-Жермен-де-Пре, когда Пабло прогуливал свою собаку Казбека, которую Сабартес раньше не видел: «А что случилось с Эльфтом?»

Пикассо объяснил ему, что они «не сошлись характерами» и он оставил Эльфта в Трембле на попечение Марии-Терезы. Новый компаньон художника — еще одна афганская борзая, с длинной вытянутой мордой, с обеих сторон ее головы ниспадали длинные шелковистые пряди. Заметим, что взаимоотношения Пабло с животными были довольно своеобразными. Часто у него были одновременно собаки, кошки, голуби, обезьянки, совы… Однажды летом в Мужене он купил мартышку, которая ему показалась очень забавной. Он решил подразнить Дору: уделял обезьянке массу внимания и выражал пылкую любовь к ней, чем доводил Дору до истерики, а сам оставался довольным. Все это продолжалось до тех пор, пока он не узнал, что один монарх недавно умер от укуса обезьянки — кстати, в очень щекотливое место. Испугавшись, Пабло запирает несчастное животное в клетке. И Марсель получил задание немедленно вернуть ее продавцу. А Дора, которая уже была готова предоставить Пабло выбор между ней и обезьянкой, наконец вздохнула с облегчением…

На трогательной фотографии 30-х годов Пабло рядом с сенбернаром. Во взгляде художника, обращенном к любимой собаке, столько психологической близости и чувство такого единения, что можно задуматься над тем, испытывал ли Пабло подобные чувства по отношению к кому-либо из людей…

И в то же время он мог внезапно утратить интерес к любимому животному и вести себя так, будто оно не существует, но это случалось не надолго. Иногда отношение художника к животным приводило в замешательство. Но подобные смены настроения, несомненно, были обусловлены целым рядом обстоятельств…

Встретившись с Сабартесом в марте 1938 года, Пабло не пригласил его жить к себе, как он сделал это двумя годами ранее. В знак дружбы он привез его в Трембле, чтобы показать то, что написал за это время. Он пригласил его снова работать в качестве секретаря и каждое утро приходить к нему в мастерскую. Так закончилась ссора между друзьями, длившаяся более года, в течение которой оба критиковали друг друга, высказывая различные претензии, которые их окружение спешило усердно передать… По мнению Сабартеса, Пикассо был скупой, властный, сумасбродный, раздражительный, трусливый, садист, неблагодарный… Не лучше был и Сабартес, по словам Пикассо: человек, не имеющий ни малейших достоинств… «У него нет ничего… или скорее, да, у него есть… я!» — заявлял художник.

Примирение проходило вовсе не безболезненно, Сабартес больше всего опасался встретиться с Ольгой. Но Пабло попросил его приходить в мастерскую на Гранд-Огюстен, что все меняло. Чтобы окончательно убедить Сабартеса согласиться, Пикассо предлагает ему перепечатывать его стихи, хотя частично это было просто предлогом… В сущности, эти двое все еще неловко себя чувствовали и избегали прямых разговоров. И тем не менее они нуждались друг в друге: Сабартесу была необходима личность, которой он бы мог восхищаться, как бы компенсируя то, чего сам не достиг в жизни, чтобы как-то вырваться из пут собственной посредственности. Пабло, со своей стороны, был счастлив иметь рядом друга, который освободит его от всех обременительных забот повседневной жизни, внимательного слушателя и, безусловно, поклонника его таланта, если не характера… А относительно собственного характера Пабло не питал иллюзий.

Вскоре Сабартес продемонстрировал свою искреннюю дружбу, преданность и чуткость, поддержав Пикассо в трудную минуту. 13 января 1939 года умирает мать Пабло в Барселоне в возрасте восьмидесяти трех лет. Ее смерть опередила на несколько дней вторжение отрядов Франко в город. В подобной ситуации Пабло не смог присутствовать на ее похоронах. Но его печаль не вызвала заметных изменений в его живописи… Следует отметить, что после мучительных объяснений с Ольгой и трагедии, жертвой которой стала его родина, художник постоянно пребывал в мрачном, угрюмом настроении. Могло ли оно стать еще более мрачным?