— Птицы на веревке? Вы их продаете? — спросил один господин. Он выглядел удивленным, но Джозеф сразу заметил темные круги у него под глазами.
— Мы продаем глубокий, глубокий сон. Без страхов и сновидений. Привяжете к себе птицу, и сон вам гарантирован.
— Предлагаете спать на улице? Или с птицей в доме?
— Обычно птицу привязывают так, чтобы она летала за окном, пока вы лежите в своей теплой уютной кровати. Тот, у кого спокойно на душе, будет вознагражден чудной ночью глубокого сна и проснется полным сил.
— А у кого совесть нечиста?
— Тому приснятся жуткие чудовища. Слышали, что полицейские раньше покупали наших голубей? Привязывали к рукам спящих заключенных — и послушных, и буйных. Вот какую услугу мы оказываем.
— Даруете свободу от сновидений?
— Точно. Вам известно, скольким людям мы помогли? Некоторых вы встречаете на улице. Некоторых даже знаете лично. Без нас они бы не стали теми, кем сейчас являются.
— Но как же голуби? Как долго они живут?
— Все зависит от вашего сна. Но мы гарантируем, что заберем веревки и мертвых птиц, когда вы закончите, и предоставим новых, если захотите.
— Уже хочу!
— И мне, и мне! — закричали покупатели, и вскоре все голуби были проданы.
Каждый раз, когда мальчишки привязывали голубей к руке, их распирало любопытство: что будет, если уснуть? Погрузиться в сладкий сон без сновидений? Но Дэлли предостерег их: «У детей и так снов раз, два и обчелся. Попробуете — и никогда не проснетесь. Такое уже случалось».
Так что мальчишки сдерживались.
Они пробирались через рынки назад к Дэлли. Это было их любимое время: можно шататься между прилавками и разглядывать выставленные на продажу товары. Как будто бы у тебя полно денег — очень приятное чувство.
Среди накрытых парусиной прилавков было жарко и душно. Мальчишки купили мороженое за пенни и с удовольствием съели его, не обращая внимания на голубиный помет, покрывающий их руки. Потом купили жареной печенки и немного опиума для Дэлли. Сам Джозеф опиум не любил: от него он чувствовал себя отстраненным и пустым, и это ему не нравилось.
Они набрели на гору старой одежды и принялись рыться в поисках теплых вещей. Там были старые ботинки, все в плесени, дырках, но некоторые — еще с подошвами. Кроме того, на рынке продавались гробы, в том числе обвязанные веревкой, которую мальчики не преминули стащить, пока торговец не смотрел.
Они уселись на матрасах, выставленных на продажу, чтобы съесть жареную печенку, разглядывая женщин, одетых одновременно в дюжину ярких жилеток, которые торговали армейскими товарами. У некоторых серьги свисали прямо до груди. А у некоторых была настолько пестрая одежда, что мальчишки даже притворно зажмуривались.
Иногда, когда голубятники находили что-то ценное за домом гробовщика или на улице, они открывали свой собственный прилавок. Они умели показать товар лицом: «Только посмотрите на этот металлический ободок! Идеально подойдет, чтобы повесить на него ключ от входной двери!» или: «Кому деревянную коробочку? Еще вчера в ней лежали сигары принца!»
Отдохнув, они двинулись дальше, ведь Дэлли наверняка волновался. Он всегда воображал, что голубятники его бросят. В этот момент его даже хотелось пожалеть.
— Вы вернулись! — воскликнул он. Мальчики отдали заработанные деньги, чем очень его порадовали. — Работа на всю жизнь, — добавил Дэлли.
— Если только нас не упекут, — ответил Джозеф. Дэлли протер глаза. — Я видел заголовки про школу и все такое.
— Не стоит волноваться раньше времени. — Дэлли оглянулся на переулок позади себя. — Отходы. Мы должны от них избавиться.
Джозеф однажды спросил: почему просто не оставить мертвого голубя с веревкой на улице? Или почему клиентам самим его не выкинуть?
— Некоторые выкидывают. Но большинству не нравится вид. Даже другие птицы боятся близко подойти. В наполненных ядом мертвых голубях не остается ничего хорошего. Нельзя давать им гнить на улице.
Поэтому мальчишки выбрасывали их в Темзу.
Джозефу казалось, что маслянистые бурлящие воды раскрываются, чтобы поглотить очередную птицу, и от этого ему становилось легче на душе. Дэлли как-то сказал, будто Темза, если верить мистеру Диккенсу, «укутана черным саваном» — именно так она и выглядела.
Использованные веревки были пропитаны слизью и сажей. Иногда они рассыпались в руках. Иногда деревенели. Но всегда претерпевали какие-то изменения. Их мальчишки сжигали, отчего традиционный лондонский смог только густел. Голубятники не думали, какой вред наносит этот дым, какие сны навевает. Они просто делали свою работу.