Николя прижала палец к губам и жестом показала посыл к очень осторожному движению. Вот только мостик нехорошо покачивался, играя вестибулярной — вроде веселых качелей над пропастью, наполненной смертью. Пробирает по самые пяточки, держу в курсе.
Метр за метром — движение и дыхание. Аккуратным приставным и чтоб, не дай Ось, не скрипнуло.
Внизу откровенно клекотало и щелкало — звук сухой, стремный и нервирующий.
Крайние метры одолели, задержав дыхание. Перевалились через фронтальную стесанную стену квартиры и приникли к растрескавшемуся паркету. Дышать и радоваться — необоснованно, но от души. Коля показала большой палец, и я невольно проникся — ребята смелые, умелые. Живут в постоянном контакте с ля муэрте и еще в разуме. Хотя, по справедливости — у кого по-другому?
— Полоса отчуждения, — едва уловимо прошептала клановая и для акцента ткнула пальцем вниз.
Дальше чуть попроще. Переход по соседствующим квартирам, поэтапный спуск в арматурно-бетонной мешанине и выход на узкую улочку, огороженную кирпичными оползнями. Видимость ноль, понимания еще меньше. Но тихий шепот зоны почти приятен в отсутствии сухой музыки. Погнутый фонарь, перекрученная оградка, надломленные от сухости деревца, чутка ржавчины от машин на вечном приколе и надтреснутый баскетбольный щиток с красной футболкой.
— И как долго держится тропа? — спросил я у проводниц спустя минуту, потраченную на дыхание и созерцание красного.
— Нам хватит, — отрезала Николя.
— Кто прокладывает? — шепнул в мою сторону Замес. И опять в яблочко. Мне все больше хочется пересечься с топовыми позициями парковой общности. Поговорить за жизнь, то да се…
— Часа за два дойдем, — определилась Николаевна.
И не сглазила, чертовка — дошли ровно, без эксцессов. Двигались медленно, с оглядкой, используя неприметные квартальные отнорки. Десяток метров к цели, выждать, прислушаться и еще десяток метров. Зональные осторожные черепашки на повышенной бдительности. Одобряю и приветствую.
В секторе мне резко не понравилось — без видимых причин. Вроде как подышал, понюхал — и захотелось выжечь достопримечательности. Непонятная реакция напряженного сознания. Но не функция и уже хорошо — с электронным пассажиром общаться пока не готов. Слишком стремает.
Николаевна замерла на дорожном повороте — в прямой видимости от просевшего короба подстанции. Стенка, стенка, дырка и много почернелых кирпичей. Выцветший асфальт, пыльные пятна земли, непонятные обломки, темневшие зубьям металла.
Вы дыре мелькнула тень.
— Не соврали, — прошипела клановая с видимым облегчением. — Теперь бы выманить сучат…
— Тощий, Замес, со щитами право сзади. По команде рывок и удар. На максимум. Остальным контроль провала.
— Ты че… — растерялась Наивная. А ведь почти молчала всю дорогу, создавая образ основательности.
Я бодро потрусил к развалинам — одна рабочая схема имеется, пользовал в прошлом, но тогда у меня был бульдозер. Херня вопрос — гео шустрее.
Грохнул выстрел — пуля подловила тень, и из сумрака дыры вывалилась членистая лапа. Сказать, что зашумело — соврать. Звук нахлынул и прям разбередил инстинкты — ускорение, смещение, прицел.
Жахнул шмалабой. За спиной усиленно задышали бойцы защиты.
В темноте зашевелилась масса, по-другому не скажешь. Лапы и оскалы, бельма глаз, текстуры панцирей — пятна скудного освещения лепили мозаику угрозы.
Выстрел, рывок, выстрел. Дал отмашку:
— В стену справа!
Любо дорого посмотреть, как два тарана состыковались с кладкой. Лязгнуло на славу — до легкого оглушения. Под эпичный хруст тощий нырнул в заваливавшуюся стену, а Замес отпал колобком.
Контроль, анализ.
— Прикрытие, вперед! — рявкнул, не оборачиваясь. — Чистим!
Сухостой помят и дезориентирован — чует био, хочет, но мертвая плоть дает осечки, ломается, рвется.
Рванул Шеста за ногу и без расшаркиваний выдернул на тротуар. Глаза у бойца нетипично круглые, рот раззявлен в попытке совместить дыхание с криком.
Выстрел, второй.
— Вобля! — налетела Коля и рухнула стальным коршуном на раздавленную плоть, что пыталась выбраться из-под обломков.
— Командир! — обрел звук тощий. И панические нотки мне не понравились. — Там…