Ее смена начиналась в шесть утра — за два часа до начала занятий в школе.
Предполагалось, что на первый урок школьники должны приходить сытыми до отвала — школьный завтрак состоял из трех блюд.
Затем Василиса помогала готовить обед. Накрывала обеденные столы. Потом включала посудомоечные машины.
Ужина, к счастью, школьная столовая не предусматривала — ужином потчевали в детском общежитии (а тех, кто жил дома — кормили, само собой, родители). А это означало, что в шесть, когда дети перемещались в зону отдыха, рабочий день у Василисы заканчивался.
Василиса очень волновалась на предмет того, как сложатся у нее отношения с коллективом. Однако никаких отношений с коллективом и вовсе не было! В той части кухни, где она работала, никого кроме шестидесятилетней тучной женщины по имени Игира, которая ею командовала, не бывало.
Дети в столовой — видя в ней иностранку — ее откровенно побаивались.
А в общежитии она жила одна — ее крохотная, больше похожая на каюту комната была оснащена всем, что нужно для жизни, включая посуду и специи, так что даже предлога сходить к соседям за солью — и того не было…
Комната Василисы была такой компактной, что лежа на своей короткой, полудетской какой-то постели, муромчанка могла одновременно открыть дверь холодильника, снять с плиты чайник, где томился травяной настой или достать из шкафа рабочий комбинезон (ей полагались два казенных).
Но Василиса не роптала.
Приходя с работы, она впадала в своего рода оздоровительное оцепенение. Она даже визор почти не включала. Зачем? Просто смотрела в стену. Она чувствовала: последние месяцы сильно перетрудили ее душу и тело. Они должны постоять под паром. Ведь стоят же под паром иные поля?
Дядя Толя приходил почти каждый день. Он садился на ее аккуратно застеленную постель, доставал из пакета баночки с пивом — для Василисы безалкогольным. И начинал, в свойственной себе манере, рассказывать.
— А вот сегодня, представь себе… Подошел ко мне черт один… Искандером звать… и спрашивает: у нас в следующую субботу интеллектуальная игра, в команду запишешься? Я ему говорю, в какую еще команду? А он: у общежития нашего команда есть, там умные всегда нужны. А я его спрашиваю, с чего он взял, что я умный? Он, Искандер этот, говорит: сразу видно, что образованный и много видел, таких в команде не хватает! А я ему: а что мне будет, если я в этой их игре поучаствую? А он вытаращился на меня и говорит: как что будет? Почет будет! Почет, доця. Ты слышала? Мне будет почет! Я свой выходной усру на то, чтобы на эти их дебильные вопросы отвечать, мозги свои напрягать, умного из себя строить. А они мне за это — почет! Я уже было думал согласиться, чтоб отношения, значит, с населением не портить. И спрашиваю: ну хоть банкет будет? Он: какой такой банкет? Ну, я говорю, выпивон, закусон. А он мне: чай будет с печеньем, так у нас принято. В общем, отказался я, доця. Вместо этого их чаю я лучше пивка накачу. И, главное, я эти вопросы как вижу. «Почему самолет летает, а крыльями не машет?», «Чем атом отличается от молекулы?», «Зачем лошади вибриссы?». А ведь я же все-таки в высшем учебном заведении учился, хоть может это и не видно… Я же все-таки Гёте в оригинале в немецкой гимназии читал, я же из семьи доцентов все-таки происхожу! Эх…
И дядя Толя наливал себе в стакан еще пива.
Пиво сердито пенилось, убегало из стакана на белый пластик прикроватного столика. Василиса протягивала руку за одноразовым полотенцем. А дядя Толя молча играл желваками. Он чувствовал себя аристократом, по злой иронии судьбы попавшим в галерные гребцы… В определенном смысле так оно и было.
Василису не раздражали эти визиты, несмотря на явную избыточность, а зачастую и завиральность рассказов.
Ведь дядя Толя был, как ни крути, самым близким родственником Василисы. На всем огромном пространстве от Наотара до Таргитая. Пусть даже и фиктивным. Поэтому она гладила ему одежду, штопала его носки и даже один раз подстригла его жидкие седые кудри кухонными ножницами по последней муромской моде — «под горшок».
Шли дни. Дни складывались в недели. Недели — в месяцы.
Василиса обнаружила, что пока ее мозг превращался в справочник по клонской народной кухне, ее тушка набрала три-четыре лишних килограмма. А еще она вдруг поймала себя на том, что может выразить на фарси несколько несложных мыслей даже без помощи переводчиков — кибернетических или каких еще. А еще вдруг оказалось, что остальные пять помощниц чокнутого повара Аткана зовут ее Васи, с ударением на последний слог, считают своей подругой и, что даже важнее, хорошим человеком — ашвантом…