— За растрату мотает или убила кого?
Суржик резко повернулся, с искренним недоумением смотрит на Ларису.
— Ты о чем?
— За что сидит-то? — пояснила Лариса. — Тут у нас два объекта. Женская колония и монастырь.
— Хрен редьки не слаще! — усмехнулся Суржик. — В монастыре она.
— Видела в окошко, — с готовностью кивнула Лариса. — Я что подумала. У него или жена в колонии, или любовница. В монастырь тыркается, чтоб ее с Богом связать.
— У тебя там, какие связи есть? Кто-нибудь из знакомых?
— Ну… если подумать…
— Чеши в монастырь и под любым предлогом вытащи ее сюда! Одна нога здесь, другая там! Ты поняла, Лариса! Дело всей жизни.
— Она там кем? — продолжала любознательная хозяйка кафе.
— Послушницей, я думаю. До больших чинов дослужиться не успела, — усмехнулся Суржик. — Любуйся! Ты ее наверняка видела по телевизору.
Он достал из дипломата несколько ярких грянцевых афиш, начал их так и эдак примерять на стенах. Лариса, взглянув на афиши, только тихо охнула. На каждой из них в разных ракурсах была запечатлена Надя Соломатина. Мальва, Мальвина. «Звездочка» шоу бизнеса. Радостная, взволнованная, ликующая.
— Если не получится? Вдруг, не выпустят ее? — нахмурилась Лариса.
— И думать не моги! Вот тебе еще…
Суржик выложил на стойку еще несколько зеленых купюр. Лариса смахнула и их в большой карман своего маленького передника. На ходу поправила перед зеркалом пышную прическу и исчезла за порогом.
Суржик стоял спиной к двери и делал вид, что смотрит в окно. Наверняка, при этом он очень эффектно выглядел. Стоящий у окна, широко расставивший ноги, мужчина. Он даже не смотрит в сторону появившейся любимой женщины. Так или приблизительно так, представлял себе Суржик ситуацию со стороны. В этот момент он был чертовски доволен собой. Наконец-то…
— Солнышко! Наконец-то я нашел тебя… — не оборачиваясь, сказал Суржик.
— Ты дядя Валера? — прозвучал за его спиной тонкий детский голос. Валера вздрогнул и резко обернулся.
На пороге кафе стояла маленькая девочка. Худое бледное личико. Лет семь, восемь. Большие светлые глаза. Под глазами синие круги. Вся какая-то бестелесная, почти прозрачная. Белый, аккуратно обмотанный вокруг головы и тонкой шеи платочек. Длинное до пят черное бесформенное платье. Из под подола платья выглядывали такие же бесформенные ботинки. Явно на два размера больше. Она держала руки за спиной и сверлила Суржика любопытными глазами.
— Дядя Валера? — повторила маленькая «монашка».
— Абсолютно! — в некоторой растерянности ответил Валера. — А ты кто?
— Даша-а… — протяжно ответила «монашка». И улыбнулась. — Надя не придет. Матушка настоятельница не велит. Грех это.
— Что… грех? — не понял Суржик.
— Выходить за ворота. Не положено.
— Порядки тут у вас… — пробормотал Суржик. — Как в концлагере.
Валера несколько секунд задумчиво кусал губы. Потом решился.
— Вот что, красавица! — решительно сказал он. — Прошу!
Суржик подошел к столу, галантно отодвинул стул, жестом пригласил маленькую «монашку» составить ему компанию. Она, поколебавшись, нерешительно подошла к стулу, аккуратно присела, расправила платье, сложила руки на коленях.
— Грех это! — не поднимая головы, прошептала «монашка» Даша.
— Что… грех? — опять не понял Суржик.
— С мужчиной… в ресторане… — ответила Даша. И вздохнула.
— Даю слово, будем вести себя прилично. Никаких пьянок, битья посуды и стриптиза на столе не будет.
Суржик сделал знак Ларисе, та мгновенно поставила на стол перед Дашей тарелку с десятком пирожных и огромный бокал «Пепси колы». Маленькая монашка обречено вздохнула и принялась с фантастической скоростью уничтожать пирожные. Обеими руками. Суржик с Ларисой в изумлении только головами покачивали.
— Ты, правда, писатель? — прожевывая, поинтересовалась Даша.
— Еще какой! — усмехнулся Суржик. — Очень-очень знаменитый.
— Сказки умеешь писать?
— Ну! — кивнул Суржик. — Только этим и занимаюсь.
— Про что?
— Про любовь.
— Про любовь нам нельзя, — строго сказала «монашка» Даша. — Любить надо только Бога. И еще ближних своих.
— То нельзя, это нельзя! — возмутился Валера. — Чем вы там вообще-то занимаетесь?
— Хозяйство у нас, — строго сказала «монашка» Даша. — Гуси, утки, теленки, поросенки, коровы…. За всеми уход нужен. Глаз, да глаз!
— Однако-о! — протянул Суржик. — Вы там явно не бедствуете!
— У нас и пекарня своя, и библиотека… — не переставая жевать, докладывала Даша. — Меня на курей поставили. С утра на колодец сходи, потом курям корму задай…. Потом молитва…. Потом опять по хозяйству…