- Слушай друг! Как брата прошу: выручи рублем, на бутылку не хватает!
Словно колодезным холодом плеснуло в распаренное Луково сердце. Их было пятеро, но дорогу заступил один, примерно ровесник Луку, остальные - один помладше, трое заметно старше, под тридцатник, - продолжали сидеть на скамейке. По виду - все пятеро гнилая гопота, у просящего на предплечье полузатертая "портачка", то есть, неумело вытравленная татуировка, зубы металлические, но не золотые - как есть шакалье. Однако просят вежливо, и нет резону залупаться с ними на ровном месте.
Лук сокрушенно помотал головой, даже хлопнул для убедительности руками по карманам:
- Нет, братцы. Сам буквально пять минут назад считал - одна мелочь осталась, на трамвай, да на курево.
- А если вместе посчитаем? Ну-ка, попрыгай!
Все было ясно: это похоже на мелкий "шпанский" гоп-стоп. Если Лук попрыгает - значит, сдался, следующим шагом его ошмонают, будут запугивать, куражиться, может быть, дадут пару пинков или тумаков - а потом отпустят невредимым, если только не "прикопаются", не взъярятся на что-нибудь, окрыленные сознанием своего превосходства над перетрусившим прохожим. Помощи ждать неоткуда: в пределах прямой видимости не менее десятка взрослых людей обоего пола, но вряд ли кто-нибудь захочет встревать в разборки пьяных молодых людей хулиганистого вида. И ментов нет - вот ведь когда бы их присутствие не помешало! А мирные обыватели не встрянут - в этом Лук был убежден на все сто процентов. Остаточный хмель сразу выскочил из Луковой головы, у него еще была последняя призрачная надежда "разойтись краями", лишь бы удалось подобрать слова поубедительнее, такие, чтобы и гопников не озверить, но и чтобы чувство собственного достоинства не это… не уронить. Как назло ничего толкового на ум не приходило, язык не желал ворочаться, а медлить нельзя… Лук хотел было сказать нечто вроде: "парни, да в натуре нет ничего, кроме "железа" на курево и проезд", но вместо этого въехал кулаком в рыло "трясущему". Попал в сопатку и тот вскрикнул коротким матерным ругательством, одновременно с Луковым ответом:
- Н-на, п-падла! Сам прыгай!
Удар получился торопливым и не очень сильным, чувак легко устоял на ногах, тем не менее кровь из носу брызнула… Лук ударил еще раз, с левой, куда-то в ухо, отдачей его шатнуло к скамейке, где сидели остальные гопники, и Лук, одухотворенный боевой, внезапно вспыхнувшей в нем яростью, пнул каблуком прямо в голову одного из сидящих. И, вроде бы, хорошо попал… но сам еще больше утерял равновесие… Вдохновение, порыв, бешенство берсерка - все это, конечно, эффектно, ярко, да только результативностью напоминает неожиданный взрыв хлопушки с конфетти: гром, треск, буря эмоций - глядь, а все живы, все смеются.
Кое- какой опыт уличных боев у Лука наличествовал, и упрямства в драке ему было не занимать, но, чтобы противостоять превосходящим силам противника, ему на тот день не доставало многого и весьма существенного: трезвости, массы тела, хорошего поставленного удара, хотя бы какого-нибудь одного, "ручного" или "ножного", с помощью которого он бы мог постепенно, одного за другим, выводить противников из строя. Но, самое главное, Луку не хватило умения выстраивать тактику боя: можно было бы подхватить с земли дрын или булыжник, или просто попытаться убежать, можно было отскочить к дереву или еще куда, чтобы сзади не напали, можно было бы кричать дурным голосом "караул, грабят, убили, человека убили!"… Ничего это Лук не сделал и почти сразу же пропустил удар в голову -скорее всего, ударили утяжеленной пряжкой ремня…
Потом Лук упал, потом вскочил… и опять отмахивался, и опять упал. Его били, руками и ногами, а он ругался грязно и пытался отвечать ударами… без особого уже толка…
Вроде бы Лук не терял сознания, но и соображал уже не слишком: память сохранила происходящее кусками… Вот кто-то бьет ногой в лицо, вот он, в положении лежа, кого-то лягнул ногой… "Ой, да что же вы делаете, сволочи!" - Это тетки кричат… или бабки…
И вдруг полегче стало! Драка продолжается, но кто-то бьется на Луковой стороне… и хорошо бьется, судя по крикам… Сейчас Лук встанет и поможет своему нежданному спасителю… Сейчас он… и пощады никому не будет… В лицо плеснуло чем-то холодным, щиплющим…
- Э… дружище… ты как?
Лук открыл глаза, растаращил их пошире - один глаз почти ничего не видит, о ужас! Нет, видит, просто залило чем-то розовым… это кровью глаз залило, но он им видит… А сам он лежит… на спине, на земле.
- У… у-о… ой!… Вроде… нормально. Помоги встать… пожалуйста.
Лук ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги. Голова кружится, его поташнивает, колени дрожат. Парень, который вступился за него и подал руку, был очень молод, лет на пять младше Лука, но заметно выше ростом и крепенький такой, плечистый, не ладонь у него, а ладонища… стало быть, и кулак…
- О, спасибо, братишка! Вы… ты меня это… чем… ну, вода?…
- Нарзаном из бутылки, чтобы смыть кровь. Это чистая вода, не волнуйся.
- Осталась еще?… Разреши, я допью… О-о-о, спасибо…
Говорить было трудно, слова получились какими-то липкими, сырыми, шепелявыми, и Лука вновь охватил ужас: глаз-то цел, а зубы!?
Лук с осторожностью взялся шевелить языком по деснам… И зубы, вроде бы, все на месте… Какое счастье. В поллитровой бутылке было "полюстрово", а не "нарзан", все равно в тему, и даже лучше, чем нарзан… только маловато… Голова кружится.
Толпа свидетелей, скопившихся возле скамейки, куда переместился Лук, внезапно притихла и расступилась: менты прибыли. Двое, пешком, видимо, патруль.
- Так, что тут у нас?
Люди загалдели как по команде, рассказывая громко, но вразброд, однако опытные стражи порядка из вороха бестолковых объяснений вылущили для себя главное: инцидент завершен без грабежа, увечий, почти без потерпевших, парень не хулиган, а наоборот, пострадавший от хулиганов… Было бы что серьезное - тогда другое дело, тогда протокол и опрос свидетелей, но сейчас, на исходе пятницы, заниматься всей это писаниной…
- Ну, парень… Что ты, как ты? Будем протокол составлять, или что? Заявление напишешь?
Лук затряс головой и постарался говорить четко, вежливо и грамотно, чтобы менты видели: перед ними трезвый интеллигентный молодой человек.
- Нет, не хочу, оно того не стоит, товарищ сержант! Это какое-то д-дурацкое шпанье, я даже не знаю, чего они ко мне привязались!
О попытке стряхнуть с него деньги Лук рассказывать поостерегся, тогда шанс попасть в отделение резко бы возрос и совершенно неясно - не забудется ли по дороге в отделение, что его привели показания давать, а не в обезьяннике сидеть, ожидая вытрезвительный "луноход"?
- Угу. Ну, а как ты собрался в таком виде по городу идти? Где живешь, далеко?
- На Васильевском, - ляпнул Лук и тут же пожалел, что сказал правду…
- Е-мое, далеко. И как же ты пойдешь, такой красавец? Что-то от тебя, по-моему, винишком давит? И даже ведь сильно разит!
Плохо дело. Случайные свидетели за ним в ментовку не пойдут, чтобы объяснить, как тут оно все было… а там… вот ведь попал…
- Товарищ сержант, я его провожу. Мы с ним в одном дворе живем, и нам по пути. Сейчас "тачанку" возьмем, и я его доставлю в лучшем виде!
Старший патруля обернулся в сторону заступника, ощупал его наметанным взглядом: трезв, нормален, очень молод, прилично одет…
- Это, что ли, ты за него вступился?
- Я, товарищ сержант. Мимо проходил, смотрю - наших бьют. Что же мне, отворачиваться? Гнусные ребята, пятеро на одного. А как увидели, что не один - сразу разбежались.
Заверещала милицейская рация, и сержант отвлекся, стал отвечать-докладывать. Все это недолгое время Лук молчал, наитие так и подсказало ему: ни слова! - и тогда, может быть, отвяжутся.
Рация умолкла, но сержант возобновлять беседу не стал: козырнул небрежно, отвернулся от места происшествия и оба милиционера молча пошли прочь, "реагировать" на очередной сигнал. Рассеялась и толпа, предоставив молодых людей самим себе.