А Санкт- Петербург не умирал, хотя и был глубоко, почти безнадежно болен, тлел, но держался -духом и памятью своих традиций, гордостью и любовью своих горожан. В постсоветское время этой тяжелейшею проблемой, спасением города, озаботился Анатолий Собчак, новый городничий Питера, первый и последний мэр Санкт-Петербурга, пришедший на смену секретарям коммунистических обкомов. Денег в бюджете у городских властей того периода водилось очень мало, а опыта управления и градостроительства не было вовсе, отсюда и предельная скромность оздоровляющих результатов начала девяностых. Тем не менее, Ленинград, который и при Кирове, и при Романове не стеснялся и не боялся именовать себя в бытовых разговорах Питером, вернул (официально, в результате народного голосования) и принял прежнее имя, в полной уверенности, что обретет рано или поздно былое величие - и это "возвращение к истокам" оказалось самым важным, самым "духоподъемным" достижением девяностых. Мэра сменили губернаторы: Яковлев, затем Матвиенко, при всех своих достоинствах и недостатках, также далеко не равнодушные к судьбе родного города; накапливался постепенно опыт, наполнялся бюджет. В это время, на переломе тысячелетий, в высшие эшелоны местной и федеральной власти широким потоком хлынули новые люди, готовые решительно перестраивать на взаимовыгодной основе свою и окружающую действительности: в Петербурге их, жаждущих "делать фортуну и карьеру", скопилось особенно много, целые когорты. Голодные, но жилистые "питерские" потихонечку-помаленечку, плотно держась друг за дружку, проникали в столичный политический бомонд, битком набитый дряблыми, ленивыми, очумевшими от благополучия москвичами (благополучия относительного - что называется, мелкопоместного, - но весьма заметного на фоне всей остальной страны), пока, наконец, не захватили все командные высоты в Кремле, на Охотном ряду и в Белом доме. Да, "питерские" захватили Москву, однако в реальном итоге это Москва, подобно древней могущественной богине, захватила, поглотила и перетерла, переварила "питерских", заново слепив из поглощенной массы образцовых москвичей, свою очередную финансово-политическую элиту. Вроде бы и новую - но по собственному привычному образцу и подобию.
Владимир Владимирович Путин - и будучи президентом, и на премьерском посту - не раз говорил во всеуслышание, что отныне он считает себя москвичом. Да, говорил, как думал, а говорил он правду: живешь в Москве, работаешь, весь по уши в делах и проблемах московских и федеральных, в конечном итоге неминуемо замыкающихся на Москву, - значит москвич, душой и телом, а иначе не будет порядка ни в делах, ни в сердце. Президент Медведев, Дмитрий Анатольевич, предпочитал отмалчиваться на сей счет, но поступками подтверждал: да, и он москвич отныне, такова неумолимая логика власти и работы.
Тем не менее, властительные питомцы, даже и присягнув на верность Москве, не хотели быть неблагодарными по отношению к родным пенатам: Санкт-Петербург, который раньше всех распознал и принял новые стремительные времена и привык, в отличие от венценосной старшей сестры, не только выживать, но даже развиваться на собственных ресурсах, как бы на подкожном жиру предприимчивости, получил от бывших своих земляков колоссальную помощь, финансовую, организационную, иную потребную…
Шли дни, недели, месяцы, годы - и как-то так постепенно, шажочек за шажочком, штришочек за штришочком, Питер стер с себя клеймо "великого города с областной судьбой", чем дальше, тем все более уверенно и уже без иронии называемый в народе "северною столицей". Конечно же, до умопомрачительных московских денег и размаха Петербургу по-прежнему было как пешком до Луны, однако свершилось главное, такое долгожданное: город стал выздоравливать. При ком началось возрождение - при Собчаке, при Яковлеве, при Матвиенко? - По большому счету сие не так уж и важно: старались и хотели этого все, вне зависимости от партийной принадлежности, наличия ресурсов, административных возможностей и умственных способностей. Безусловно, что и до них, при "совецко-партейной" власти, первые секретари обкомов не желали городу зла, видели его в своих мечтах и на бумажных планах удобным и процветающим, но… Выполнение плана пятилетки по строительству квадратных метров жилья, а еще лучше - перевыполнение встречного плана по освоению выделенных на это средств, выглядело в отчетах куда как эстетичнее, да и полезнее для служебного благополучия, нежели нескончаемый ремонт ветхого жилого фонда или постоянно растущие объемы социального долгостроя в районе домов-кораблей где-нибудь на улице имени Руднева (архитектора Льва Руднева), труды и наследие которого, кстати говоря, в Петербурге прочно забыли, а в Варшаве помнят и по сей день.
Но вернемся вперед, в третье тысячелетие. Не связанные пустозвонной пролетарской идеологией, заведомо невыполнимыми планами повышения народного благосостояния, косностью псевдоэкономических нормативов, новые городские власти стали выглядеть в глазах современников гораздо умнее и начали действовать заметно рачительнее своих краснознаменных предшественников. Ах, если бы еще не было в новых временах воровства, некомпетентности и головотяпства!… Да как же без них обойтись на российских просторах?… Все живы и здоровы, и дальше готовы… Законный вопрос - надолго ли сии социальные пороки и бедствия, и насколько долго? На наш с вами век хватит, а дальше кому-нибудь видно будет.
Город оживал и расцветал, постепенно, узкими проталинками, словно заброшенный сад, переживший долгую лютую зиму: открыли в свободный доступ внутренний дворик Эрмитажа, построили по-современному щегольский вантовый мост, всерьез взялись за реставрацию соборов Петропавловской крепости… Но одно дело вымостить гранитными плитами Невский проспект, или даже потихонечку претворять в жизнь настоящий, основательный ремонт старопитерского жилого фонда, не ограничиваясь, как встарь, небрежной жульнической побелкой и покраской фасадов, а другое - превратить город Петербург в единое целое, так, чтобы не разделялся Питер на аристократический Санкт-Петербург и плебейские ленинградские хрущевники! Всяк сущий в разуме, от губернатора, горько вздыхающего над статьями расходов и доходов, не желающими сливаться воедино, до черного как смоль сенегальского (или кенийского?) иммигранта-дворника, ныне патриота новой родины, важно метущего дорожки за чугунною оградою роскошного кондоминиума на Крестовском острове, не мог не задаваться этим проклятым вопросом: неужели возможно воплотить мечту в реальность, не прибегая к помощи технологически продвинутых инопланетян и всемогущих богов? И как именно??? Снести к чертовой матери Купчино и Гражданку, прочие неотрущобы, а вместо них насадить скверы и парки, окаймленные таким количеством кваренгообразных дворцов, чтобы там, в просторных отдельных квартирах с четырехметровыми потолками, разместилось без давки все осчастливленное население бывших ленинградских окраин? Бред, глупость, дичь! Для подобного градостроительного чуда не хватило бы, в реальное обозримое время, ни скромного питерского бюджета, ни золотого московского, ни даже совокупного всероссийского! Да и новым временам для новых людей потребны иные, свежие события и вещи, а не перелицовка старых. Элегантное вчера становится безвкусным сегодня. Увы, такова действительность, а действительность всюду хозяйка, кроме политики и любви.
Однако же, Город, в отличие от краткоживущих людей, может позволить себе ждать и не спешить, поэтому Город милостиво определил своим одумавшимся поселенцам исходить из возможного, лишь бы их усилия были направлены в нужную сторону: соединять, а не терзать и расчленять! Через век-другой заживут, затянутся раны и шрамы, город вернет себе не только прежнюю красоту, но и новую, молодую силу, дерзость - и вот тогда уже держись, Париж и Барселона, Флоренция и Рим!
Дороги! Они должны быть насквозь едины, качеством своим, удобством своим. Люди взялись за дороги. Поначалу горожанам казалось, что все будет как всегда: нос вытащили - хвост увяз, но шли годы, и вот уже количество грязи и ухабов поуменьшилось настолько, что это стали замечать даже приезжие соотечественники… "Ой, как плохо-то!… А раньше было еще хуже!"
Инфраструктура! Люди перестали путешествовать за каждодневными покупками на другой конец города - любого обыденного всюду завались, только руку протяни! Нет, ну конечно, если "к своему куаферу", или, там, "разводить мосты" в белую ночь, тогда и сто верст не крюк, а чтобы просто в "киношку", или за мясом - вышел и зашел! Зашел и вышел! Без очереди, но с искомым товаром! То же самое и поездки на работу, с работы, проведение досуга… Времена меняются, изменяя нам. Спроси, современник, у первого попавшегося подростка любого пола: "что такое спальный район?" - Пожует-пожует пузырчатую чвачку, захлопает быстрыми веждами, да и пожмет плечами, не стесняясь яловых своих извилин. Хорошо, если проявит любопытство и переспросит у взрослого приставалы: "и что же такое спальный район?" Но еще того лучше, как ни парадоксально это звучит, что он и объяснений толком не поймет, да и как их понять, продвинутому челу, если замшелые взрослые заплутали во времени и живут в давно ушедших миражах, и пользуются омертвелыми никому не понятными словами-фишками, и реально прутся от собственной жести. Что?… Какая еще жесть?… Ладно, пусть кайфуют от фетишей, а не прутся от фишек, - завтра еще как-нибудь обзовем отстойные явления в социуме. Послезавтра переиначим, осовременим, для Города это не принципиально, людишкины слова-мотыльки Ему равнопусты - что жесть, что железо.