Игорек и Раф смущенно загыгыкали, представив, что случится с парнями, если на очередную мальчуковую тусовку в той же "Чугунной гире" ввалится Виталик Слон со своими бойцами - права, типа, качать.
- Подходит, дядя Вито, но это лишнее: достаточно будет сказать твое имя - и все проблемы сами умрут от ужаса.
Виталик засопел, довольный лестью, повозил языком под щеками, однако улыбку в себе подавил. Он захлопнул кожаную, золотого тиснения папку, размером с дверцу небольшого шкафа, дождался, пока девушка заберет ее, вместе с вложенной туда "котлеткой" тысячных бумажек, и только после этого взял бокал в руку.
- Хорошо. И дальше, насчет этого Тимона. Я не собираюсь посылать к нему наемных киллеров в темных очках со снайперскими винтовками, во-первых - и в главных - потому, что я против идиотского дебилизма в своих поступках, а во-вторых - хотя бы потому, что он тоже удержался на грани, и тоже по чистую сторону косяка. Но если вдруг подвернется удобный случай, насчет того, чтобы с ним поквитаться, то, надеюсь, ни вы, ни я этот шанс не упустим. И я уж постараюсь, чтобы не затягивать, потому что у меня хобби - торопить случай. Понятно?
- Да.
- Да, дядя Вито.
Ведь я вам про бригаду не так просто сказал, потому что Виталик не из тех, кто навоз едалом толчет. Я сегодня же переговорю с ребятами, тем более повод позволяет, насчет того… ну, грубо говоря, насчет вас. Насчет тебя, Игорек, и насчет тебя, Раф. Дескать, не хрен здоровым правильным парням по улицам бакланить и груши околачивать, пора, как говорится и дела делать. Если хотите, конечно.
- Круто! То есть, хотим!
- Вау! Ура!
- Вот вам и вау. Но мое слово - это еще не членский билет в раю. Хотя, думаю, возражать братва не станет. Однако, вопросами потерзают, однозначно. Сперва меня, потом вас, иначе не по понятиям.
- Мы понимаем.
- Само собой.
- Ну, и через испытательный срок пройти придется, чтобы реально проявили себя. Ну, а как иначе, мальчишки? Пройдет время, то да се, спросят Игорька Добушева: скажи, Буш, а ты Виталика с Петроградской знаешь?" Здесь, типа, в этом примере, как бы не важно - племянник там, не племянник… "Да, - ответит Игорек, - знаю, конечно. Мы с ним кушали!" И это будет чистая правда, потому что Игорек отвечает за свои слова, а Виталик Слон, вдобавок, отвечает за то, с кем он кушает, хлеб преломляет, кому он дал зеленый свет в пацанскую жизнь. Понятно говорю?
- Да.
- Да. Все четко.
Я про "Буша" для примера сказал, поскольку вы, каждый из вас, еще не заслужили себе погоняло. Уличные и малолетские тоже принимаются во внимание, но вам в бригаде новые дадут, какие - не знаю. У меня погоняло Слон, но я его не люблю, просто терплю, но никого не одобряю, кто часто его произносит вслух. И то лишь, потому терплю, что у нашей бригады, а по-нынешнему семьи, общее погоняло - "Слоны", или "Слоны пушкарские", потому что мы с прежними ребятами на Большой Пушкарской начинали. Дожевывайте десерт, парни, время не резиновое. Мне еще в костюм с галстуком переодеваться. Доели? Тогда выпьем и по коням!
Сериалы, пиво, футбол не убивают в человечестве тягу к познанию и творчеству, но легко ее заменяют. А посещение музеев даже этого не дает, но люди зачем-то ходят… Сегодня у Лука "эрмитажный день", первый четверг месяца, дата очень приятная длянего, духоподъемная, но Луку отчего-то очень грустно, Лук хандрит, и с ним такое не редкость в последние годы. Он выбрал себе место на втором этаже, у самого окна, развернул, угнездил складной стульчик и смотрит затуманенным взором куда-то туда… сквозь старинное сиреневое стекло, одновременно видит и не видит струпья-бородавки на жирных, словно бы напитанных кровью, каланчах Ростральных колонн, выпяченную губу Васильевского острова, сплошь обсыпанную белыми шевелящимися личинками подвенечных платьев, нелепый пловучий фитнес-ресторан возле Биржевого моста, более похожий на вздувшуюся, всю в паутине дохлую курицу с торчащими из нее ржавыми вилками, нежели на стремительный парусник… А вот это чудо нельзя не заметить: стилетный шпиль Петропавловской крепости, позолота которого имеет волшебное свойство менять цвет, в зависимости от времени суток и степени освещенности: ясным днем, на ярком солнце, шпиль сверкает гладким золотом, как это ему и положено по замыслу, но вечерами или в хмурую погоду, как сегодня… Луку доводилось наблюдать и бежевый, и серебристый, даже темно-серый шпиль, без малого черный, даже зеленый! Но - нет, нет сегодня радости ни в чем. Так бы сидеть и молчать, и вздыхать, и смотреть в тусклое небо и на угрюмые воды… перемалывая в щемящем сердце темно-серую тоску, без малого черную, но как бы притихшую, прикорнувшую… Шевельнешься - вновь оживет. Нет, смотрительницы уже косятся, пора, пора спускаться на второй этаж, к римлянам да грекам, а потом и домой… Лук отошел в угол, поставил на место казенное складное сиденьице с брезентовым верхом и побрел искать лестницу, которую мог бы, наверное, найти и с закрытыми глазами, но - нет, он честно оглядывался, останавливался, крутил головой - Луку очень нравилось чувствовать себя зевакой-туристом, и здесь в Эрмитаже, и на улицах своего города: ему не без основания казалось, что от этого повышается свежесть восприятия, так необходимая человеку творческой профессии. Хорошая штука - эти стульчики! Раньше в Эрмитаже ведь как было заведено: элементарная возможность присесть, дабы ноги отдохнули, и сидя любоваться картинами, имелась далеко не везде, в основном, в залах с помпезным "холстяным" барокко на стенах. Стояли там редкими островками банкетки, скамеечки с покрытием красного бархата, почти всегда занятые пожилыми экскурсантами иностранного происхождения, почти всегда не очень удобно расположенные… Другие же стулья, кресла, кушетки и прочие табуреты, там и сям расставленные по Эрмитажу, были поперек затянуты запрещающими ленточками и обслуживали, вероятно, только действующих президентов особо крупных государств, а в ночное время призраков Зимнего дворца. В былые годы некоторые иностранцы приспособились с собою приносить в Эрмитаж раскладные сиденьица, теперь же эта мода практически закончилась, ибо во многих залах музея установлены специальные загончики: там выставлены компактные колонны из таких же точно стульчиков, а рядом - ящики, в них листы, формата А-3, под пластиком, нечто вроде реестра на основных европейских языках, с кратким описанием экспонатов этого зала. Но реестры всегда были, а раскладные сиденьица недавно появились: вошел в зал - можешь взять, попользовался - поставь обратно и дальше гуляй.
Лук спустился в античные залы, побродил, сделав, по своему обыкновению, обход "Полное кольцо", позволяющий вкруговую пройти анфиладу выставочных залов, с возвращением в исходную точку, поиграл в гляделки с любимицей - вытесанной из мрамора статуей оскаленной пантеры - но сегодня все эти испытанные лекарства почему-то не действовали: тоска упала снежком на сердце, с самого утреца, и таять не хотела.
Что- то было не так в этом мире. "Может быть, за мною следят?" -подумал Лук, и тут же устыдился позорной мысли, происхождение которой было как на ладони: отец ее Тщеславие, а матушка - Безвестность. Кровавой гебне только и дела, что отслеживать никому не нужных литераторов, пишущих никому не нужные книги… Ощущение может быть и есть, а слежки нету, ибо даже в хитросплетениях разнонаправленных интересов спецслужб любого государства в основу положена целесообразность, чаще всего экономическая. Тем более что и нет на свете никакой гебни, есть эфэсбэ, но она играет в другие игры с другими фигурантами. Эх, закапали бы денежки со всех сторон, за издания, там, за переиздания, за сценарии… И не так как сегодня капают, а по-настоящему, чтобы миллионами условных единиц, европейских и заокеанских… Вот тогда бы он стал объектом пристального внимания большого количества народу, особенно со стороны ценительниц русской словесности, разновозрастных, но, как правило, незамужних… Они тебе не мафия и не эфэсбэ с цээру, от них не убежишь и не спрячешься… Да, но, увы… сие не грозит… пока еще…