Со временем Машка научилась жить со своей акулофобией и даже подшучивала над нею наравне с Тимкой и Леном, но только до того мига, пока не надо было забираться в открытый водоем. Однажды она под большим секретом призналась Лену и Тимке, что и в бассейн решила ходить по той же причине: чтобы постепенно перебороть наваждение. Предприимчивая и отважная, несмотря на малый возраст, Машка упрямо сражалась против своего страха при моральной поддержке братьев, посвященных в ее тайну, а также с помощью аутотренинга и постоянных упражнений, типа хождения в бассейн и купания на озерах, и к одиннадцати годам добилась на этом поприще значительным успехов, она уже несколько раз купалась в Финском заливе, и готова была - на словах, правда, - ехать на южные моря, чтобы учиться там дайвингу, но все рухнуло в мае позапозапрошлого года: из Невы, прямо напротив Петропавловской крепости, около Троицкого моста, рыбаки вытащили самую настоящую полярную акулу! Маленькую, весом чуть более двух пудов, полумертвую от пресноводной невской грязи, но - акулу! Как она умудрилась забраться в эти края?… Ученые так и не объяснили толком сей феномен, однако Машка с тех пор даже и не заговаривала ни про Финский залив, ни про дайвинг на Красном море… Хорошо хоть сохранила в себе мужество и разум не забросить бассейн.
- А я тоже боюсь акул. Мы в прошлом году с родителями в Крым ездили, так я только к самому концу перестала бояться в море заплывать, представляешь? И осьминогов ужасно боюсь! Говорят, что они нападают на людей и пожирают.
- Осьминогов??? Ты чего, Рина? Это же мы их едим, а не наоборот.
- Все равно. Если гигантский осьминог выплывет из глубин… Они даже на кашалотов нападают, кракены. Такой как схватит своими щупальцами…
Лен захохотал и тотчас положил руку на Катино плечо, пальцами на ключицу, небрежно, словно бы невзначай… Потом попытался, было, пододвинуть ее поближе к себе, но Катя вывернулась из под руки, а Лен как бы не обратил на это внимание и поторопился объяснить:
- Кракены, которые гигантские кальмары, это не одно и то же, что осьминоги. Осьминоги маленькие и живут недолго, года три. А кальмары, даже самые крупные, всего лишь пища кашалотам и косаткам. Ты сама прикинь: крутой кальмар тонну весит, ну две, ну три, если суперкальмар из Голливудского фильма-ужастика, при том, что реальный кашалот в десятки раз больше… Плюс кальмары не живут у берегов…
- Все равно. И щупальца, друг Меншиков, больше не распускай.
- А чего я?… Я же ничего, я же только… ну… успокоить хотел.
- Я спокойна. Договорились?
Лен покраснел и кивнул. Ему сразу сделалось горько и скучно, захотелось уйти, куда глаза глядят, мгновенно краски окружающего мира словно бы выцвели… Она его не любит, все ясно.
- Лен, ты очень хороший… но ты и меня пойми… Я же тебя не хватаю под микитки, не шекочу. Ты щекотки боишься?
Лен дернул щекой, в попытке улыбнуться… Получилось, но криво.
- Что молчишь? Я, например, в детстве не боялась, а сейчас жуть как боюсь! А ты?
- Смотря какая щекотка. Если я кого-то щекочу - ни малейшего страха, а вот если меня… да еще под мышками…
Катя засмеялась в ответ и сама уже поставила пальчики на Леново предплечье; прикосновение длилось не больше секунды, но мир вокруг опять стал звонким, как ее смех, цветным, ласковым и веселым. Она не сердится на его нахальство, просто они еще недостаточно…
- Ай!
- Ух, ты! Ни фига себе волнища! Вот заразы! Набрала воды?
По Неве, по направлению от Троицкого моста к Дворцовому, почти вплотную друг за другом, промчались четыре скутера, словно бы нарочно прижимаясь поближе к пляжному берегу, и от них на реке образовались волны, одна из которых, чуть ли ни в метр высотою, выплеснулась прямо на Лена и Катю, идущих по самой кромке песка.
- Слава богу… в туфли вроде бы нет… А на колготки попало. Кошмар! И на пиджак!
- Да, не по-детски получилось. Но колготки сейчас высохнут, тепло же. И солнышко.
- Все равно… фу, некрасиво! Как я теперь по улице пойду?
- Рина, да ты чего? Через пять минут уже ни пятнышка не останется! Вот увидишь! Еще по мороженому? Все очень красиво, я тебя уверяю.
- Нет, спасибо, Леник, только холодного мороженого сейчас и не хватало. У тебя есть платок? Пожертвуешь? Я попробую промакнуть, высушить… а то моего явно не хватит…
Лен возблагодарил милостивую Вселенную за то, что мама всегда укладывает ему в ранец, теперь в рюкзак, чистые носовые платки, которыми, кстати сказать, он почти никогда не пользуется, разве что во время насморка. Тем не менее, мама каждый раз вынимает старый и взамен укладывает новый. Может быть, эти платки не такие батистовые, как те, на которые Арамис наступал, но… где же он, этот чертов… Лен дотянулся наощупь, расстегнул кармашек рюкзака и добыл платок.
- Держи: простой, но не разу ненадеванный.
- Спасибо! Лен, ты настоящий друг! А… а как это - ненадеванный?
- Шутка. Дешевый, но неиспользованный, в смысле.
- Тогда спасибо еще раз.
Вода из плеснувшей волны оказалась относительно чистой, во всяком случае, Катя, внимательно осмотрев свои стройные ножки в темно-серых колготках, почти успокоилась. Потом она вопросительно взглянула на Лена, тот кивнул, и оба платка полетели в неуклюжую каменную урну.
- Нет, все-таки они чурбаны и хамы трамвайные, скажи, Лен?
- Точно! Понаехали тут… на скутерах…
И Катя опять засмеялась, и плечи их столкнулись коротко и мягко, на этот раз - намеренно с обеих сторон, и солнце засияло для счастливого Лена с удвоенной силой.
Тем временем закончился пляж.
Лен глянул вперед, прищурился - ох! - сердце у него екнуло от неожиданности и досады: Бушик! Чертов Буш, только его здесь и не хватало для полного счастья!
Чтобы придумать повод ссоре или драке - большого ума не нужно, достаточно уверенности в победе. А вот этой-то уверенности у Лена не было, да и драться он не хотел… Хотя… если надо… Это понятно, что отказаться от предложенной драки он просто бы не посмел… но вдруг… если можно избежать, не позорясь… Ну что за совпадения? Чего он тут делает, Бушина-дебилина, чего ему тут надо?…
Недавний, но уже главный школьный враг Лена, второгодник Буш из параллельного класса, Виктор Добушев, торчал столбом впереди, в метрах двадцати, на самом краю набережной, лицом к Зимнему дворцу. Да, стоит и смотрит непонятно куда, но не на них с Катей, а словно бы что-то высматривает на дальнем берегу… Нелепая бейсболка в руках, а сам весь такой… Лен вдруг затруднился выгрузить в слова мысленное определение увиденному: отстраненность, что ли… раздражение… сомнамбу… обиженность… нет. Печаль - вот что на этом долбаном Бушике лежит. Оказывается, моральные уроды, так же как и все нормальные люди, способны испытывать вполне человеческие чувства… Если он их сейчас заметит - драки не миновать. Драка - фигня, всего лишь мандраж, который, как пишет дядя Лук в своих книжках, "простительная трусость"… Ну, и возможные бланши по фэйсу… Тоже бы не беда, но мама с Машкой начнут усиленно жалеть, Тимка ворчать и ругать… и папа, небось, подумает, что он рохля. Да это все, по большому счету, фигня и мусор, не впервой, но разрушится такой день!
Лен мысленно взмолился судьбе, чтобы она отвела, увела, развела сходящиеся тропинки… Пусть лучше он потом трижды нарвется на Рафа с Игорьком, но чтобы сегодня ничего такого…
- Леник, слушай… Я вспомнила… давай обратно повернем?
- Давай, конечно! А что такое?
- Понимаешь… Мне так не нравится возвращаться по Кронверкскому! И еще я забыла постоять у Петра…
- Который с маленькой головой?
- Да, работы Михаила Шемякина. Я всегда к нему подхожу, когда на Петропавловке бываю, и трогаю за мизинчик, я с ним так здороваюсь. Тебе он что - не нравится?