- Нет. С чего бы он мне нравился, когда к нормальной голове гоблинское туловище присобачено? Это не искусство, это уродство. Самое натуральное уродство.
С каждым "попятным" шагом напряжение от нежданной, едва не случившейся встречи, темным холодком охватившее Лена, ослабевало, отпускало, вот уже и говорить можно в полный голос… И Катя словно бы оттаяла, заулыбалась, даже хихикнула в ответ на его слова.
- Да-а!?. Неужели? Оказывается, в культурном отношении - серый ты человек, Меншиков! Михаил Шемякин - это всемирно известный художник, классик при жизни, а ему, видите ли, не нравится! Попробовал бы сам? Твои нападки напоминают мне одну известную басню одного нашего классика-баснописца, которую мы не так давно изучали на уроках словесности.
- Это "Слон и моська", что ли?
- Ты сказал.
Лен примирительно ухмыльнулся, в ответ на Катины подтрунивания, а мыслями никак не мог отвлечься от увиденного только что. Или он ничего не понимает в пацанских эмоциях, или Бушик давил в себе слезы, отвернувшись от всего мира в сторону Невы… Плакал - тонна шестьсот! Может, с ментовкой у него возникли проблемы, или по учебе крэши начались?… Плохим парням тоже ведь бывает горько… Интересно, Катя Бушика заметила? Должна была заметить, девчонки - очень глазастый народ. Однако, первым эту тему он затрагивать не будет.
- Знаешь, Рина, пусть "Слон и моська", мне все равно, как это выглядит, но здесь тема такая: "Медный всадник" мне нравится, "Двенадцать стульев", что из Летнего сада сюда перенесли, тоже нравятся, пушка на бастионе очень нравится, а этот гомункулюс Шемякина-классика - ни фига. Имею право.
- Безусловно, имеешь. Но давай прибавим шагу, потому что мы с тобой сегодня достаточно погуляли, и я могу опоздать на обед.
- То есть, как это опоздать на обед? Бабушка откажет тебе в порции пюре? Ты шутишь? Еще двадцать минут назад ты никуда не опаздывала!
- Она-то не откажет, но я могу разминуться с мамой, которая должна сегодня дома обедать, а мне бы этого не хотелось, в смысле, чтобы мы разминулись. Память девичья, я же совсем забыла про сегодня. Лен, извини, пожалуйста, я сейчас трубочкой воспользуюсь, предупрежу, что скоро буду, и вновь к тебе подойду, ок?
- Хорошо.
Катя, отойдя на несколько шагов, начала разговор, голос тихий и нечеткий, не подслушать, поэтому Лен взялся вертеть головой во все стороны… вдруг вгляделся… Во приколы! Сегодня день встреч! Похоже, все знакомое население Питера собралось на невеликих просторах Петропавловки: вон там, на круглой площадке, не кто иной, как дядя Лук, сидит, развалясь, на скамеечке и беседует с какой-то теткой. Только о нем подумал - а он вон он! Дядю Лука мудрено узнать, потому что он совсем недавно постригся налысо, а до этого у него были волосы до плеч… И с длинными смотрелось не очень, если честно, и без волос тоже странновато получилось… У дяди Лука рожа всегда хмурая, а тетка явно чем-то раздосадована, голос у нее то и дело подскакивает вверх, а правая ладонь активно шинкует воздух. Тетка симпатичная, гораздо моложе дяди Лука, но все равно… за тридцать… Оба ничегошеньки вокруг себя не видят, но на влюбленных никак не похожи, да и возраст у обоих…
С одной стороны, Лену очень хотелось, чтобы дядя Лук увидел его с девушкой, тем более с такой… классной… и чтобы понял, что Лен уже практически взрослый человек, а с другой стороны…
- Ну, что, Лен Меншиков…
- Что, все плохо?
- Нет, не плохо, но я должна идти. Ты меня проводишь?
- Ясен пень.
- Что, прости?…
- Да, провожу… - Лен вздохнул поглубже, чтобы голос его не подвел посреди заготовленной фразы… - с надеждой, что в следующий раз, ну, во время следующего свидания, никто не будет торопить нас с тобою…
- Да ты что? Так и быть, надейся. Загаданное желание, кстати, благодаря твоему шарику сбылось стопроцентно: сегодня на гарнир макароны, а никакое не пюре.
- "И ты обманут, и тебя обманут" - Тоже мое!
Лук заметил Леню Меншикова несколько раньше, чем тот его, еще когда он и девочка, оба в форменной лицейской одежде, сворачивали от Иоаннова моста влево, к Неве, но Лук с Эльгой пошли прямо, обоим в этот день было не до скупых красот городской весны.
- Не беси меня, Лук, не беси, я только об одном тебя прошу! Неужели, хотя бы однажды ты не способен нормально поговорить, без твоих дурацких вывертов и шуточек.
- Так… а я и так…
- Пожалуйста!… Дай мне договорить!
- На.
- Что? Не поняла?
- Ты сегодня только и делаешь, что говоришь за нас обоих. Но я не против от этого и говорю: "на"! В знак согласия.
- Ты наглый, спесивый и бездушный тип. Доставший меня и всех.
- Чем же это?
- Всем.
- А еще конкретнее?
- Лук, ты надо мной измываешься? Мне все заново повторять?
- Нет, повтори основное, без эмоций и определений, вызванных эмоциями.
- Повторяю: ты бездушное животное! Неблагодарное, при этом.
- Какая славная бэйба, эта Эльга Дорси! Гиятуллина -Дорси.
- Вот, опять! Да, и еще! Я уже никогда не буду для тебя бейбой!… Ни бейбой, ни нянькой, ни секретаршей… никем! Ты уж извини. У меня теперь другая личная жизнь. Я давно собиралась с духом, чтобы тебе это сказать.
Именно данную стадию разговора дяди Лука и его спутницы засек Лен, покуда Катя ворковала по трубке с домашними, но и он, и собеседница Лука не умели читать руны в Луковых жестах и взглядах, а у Лука на душе было хреново до тошноты еще задолго до решающего разговора с Эльгой.
Жизнь вильнула в очередной раз, превратившись из более или менее укатанной тропы в ухабистое бездорожье, приведшее маленького мальчика Лука в мрачный лес на болоте, битком набитый всяческой нечистью, пока еще невидимой из-за деревьев и кустов, но ощутимой, осязаемой, реальной. И пожаловаться-то некому. Да, одиночество позволяет обрести сосредоточенность, почти свободную от бесконечных забот о хлебе насущном для себя и своих близких, но, в определенные дни и минуты, оно же лишает человека опоры и поддержки тех, кому ты не безразличен. Попробуй-ка, заболей раком желудка!? Или, хотя бы, просто впади в хандру, ощути утрату вдохновения, потеряй источник заработка?… Будучи одиноким?…
Бездействующая трубка самопроизвольно греется - и, на первый взгляд, это совсем не причина, чтобы сходить с ума и покрываться гусиной кожицей тревоги. Но у Лука две трубки, за последние недели он раз пять менял местами симки, мегафоновскую и эмтээсовскую, нарочно менял - получая неизбежный результат: непонятное нагревание бездействующей трубки послушно следует за симкой, совершено игнорируя конструктивную разницу между филипсом и сонькой в трубочном "железе". То есть, странное поведение железа зависит от телефонного номера. Во всех шпионских справочниках данный признак стопроцентно обозначает прослушку телефонного номера. У него, у Лука! Кто-то прослушивает разговоры! Ну-ка, рискни, поделись открытием с окружающими, поведай о нем друзьям, или тем, кого принято в современных урбанистических джунглях называть друзьями? - Засмеют, в глаза добродушно и утешающе, а заочно со злорадством, презрительно и без малейшего сочувствия. Да Лук и сам отлично понимает абсурдность подозрений своих, ибо не родилась еще в пределах Солнечной системы спецслужба, способная тратить ресурсы, людские, временные и финансовые, дабы спуститься столь глубоко в долины, чтобы осуществлять слежку за столь малым сим этого социума… Проще говоря - нахрен он кому сдался в этом бушующем мире, кроме нескольких святых отморозков издательского дела, да и тех больше интересуют девки, коньяк, бабло и рыбалка… Некоторых еще - религия. А вовсе не образ мыслей одного из авторов, имя которым - легион.
- …собен хотя бы здесь не демонстрировать мне тут эрудицию Людоедки-Эллочки, ты же писатель!
- А что я такого сказал?
- А ничего! Ты сказал: "Вона как!" - семь раз, и "Кто бы мог подумать?" - пять раз. Впрочем, это очень идет к твоему нынешнему, не слишком-то удачному, имиджу стареющего маргинала.
- Да, я так сказал. И что?
- А ничего! Кроме того, что эти дурацкие фразы на все случаи жизни я от тебя слышала миллион раз, в плюс к сегодняшним! Вот, зачем ты постригся наголо?