Катя обернулась — изумленные глаза весело округлились, а губы ее… они так рядом…
— Лён, ты обманываешь! Ты наглый врунишка! Ты сейчас даже в зайца не попал! Погляди, сколько народу при нас бросило — а на площадке под зайчиком ни одной монетки! Четыре из пяти! Хвастунишка!
— Рина, я не хвастаю! Просто дело было зимой, и перед зайчиком намело сугробчик. Зимой надо бросать… дорогуша!..
Шутка удалась: Катя совершенно не рассердилась на столь фамильярное обращение и засмеялась.
— Ой, а ведь точно! Они же в снег, как в подушку… И все равно… Дай мне… дай, пожалуйста, всю горсточку…
Лин послушно пересыпал остатки монеток из ладони в ладонь, Катя по-девчачьи взмахнула кулачком — все копейки пролетели серебряной стайкой мимо зайца, в воду.
— Ну, так нечестно! Ну хотя бы одна!..
— Все честно: тебя никто не торопил, под локоть не пихал! Дальше пойдем? Рина, ты чего, чего ты там?..
Лёну показалось, что Катя не просто посмотрела через дорогу, отделяющую Иоаннов мост от Александровского парка, а словно бы выискивая кого-то прицельным взглядом…
— Ты чего такая тревожная? Боишься, что нас кто-то увидит? Рина, ты чего?
— Ой… не спрашивай… показалось. Я уже третий день не могу до химчистки дойти и до аптеки, так что мне теперь за каждым фонарем предки мерещатся. «Ага! — скажут, — голубушка! Так вот, значит, что означает твоя немеряная усталость школьно-учебными загрузками! С молодыми людьми гулять — бодрая как снегирь на снегу, а как по дому хоть что-нибудь сделать — так едва не при смерти!..»
Лён и Катя рассмеялись, и это был сближающий смех, ни для кого не обидный. Лён попытался, было, угадать по Катиной гримаске и спародированной интонации, чьи это были слова, кому принадлежали — маме Катиной, или папе, или бабушке, но махнул рукой и тут же стер из памяти эту пустую мысль, чтобы не захламляла место, чтобы не заслоняла ощущение радостного полета.
— Родители — они такие. По мороженому?
— Отлично! Чур, я сама за себя плачу!
— Какая ты сложная. Давай, чур, я это сделаю, за нас двоих? Ведь это я первый предложил!
— Да, я такая, а ты мужской шовинист. Ну, хорошо, будем считать, что на этот раз я… Мне трубочку.
— Две трубочки, пожалуйста. С крем-брюле? Рина?.. Две трубочки с крем-брюле. Погоди… подержи пока…
Лён расплатился за мороженое, передал обе порции Кате, а сам побежал назад, наискосок, к входу на Иоаннов мост. Там какая-то низкорослая пожилая тетка продавала воздушные шарики всевозможных форм и расцветок. Шарики радостно трепетали на весеннем ветру, до краев наполненные гелием, газом как известно инертным, но летучим и, в силу этого, веселящим, оживляющим неживые тонкостенные предметы, сиречь воздуш…
— Бери, бери, мальчик! Тут и со знаком Зодиака, и всякие разные, и для тебя, и для твоей барышни!
Раздосадованный такими определениями, Лён все же сумел ухмыльнуться, от души надеясь, что до Катиного слуха не донеслись сельсоветовские «мальчик» и «барышня», и не стал возражать этой глупой тетке — споры бессмысленны в данной ситуации.
— Почем вот эти? Вот эти вот, простые круглые? Ого! Чего так дорого-то? Даже на Невском полтинник, а вы…
Продавщица раздраженно заулыбалась плохо выкрашенным ртом:
— А я что? Это у хозяев надо спрашивать, они мне цену дают, я тут ни при чем.
Лён вытащил из заначного джинсового кармашка еще одну сторублевку, присоединил ее к той, что уже была наготове, получил сдачу в одну руку и шарики в другую.
— Рина! Давай мне трубочку, а взамен держи шарик. В старину это называлось «бартер»!
— Это мне? Какое чудо! Спасибо, Лён, ты такой милый. Только давай наоборот: твой синий, а мой красный, согласно международным гендерным обычаям. А что за бартер? Я иногда слышу это слово, но… признаюсь, в экономических терминах не сильна.
— Абсолютно ничего сложного. Бартер, это типа натурального обмена. Иногда предки, размякнув после доброго ужина и просмотра программы «Время», одаривают нас с Машкой и Тимкой жуткими воспоминаниями. В начале буйных девяностых был короткий период, когда люди предпочитали проводить сделки, минуя деньги, тупо обмениваясь товарами: горшки, типа, на ячмень. Типа, неверие в национальную валюту при высоких темпах инфляции.
— Ужас какой! Про инфляцию я знаю, это когда все дорожает. А куда мы идем? Кстати, это дорогие шарики? Слушай, Лёник, давай, я в долю войду? У меня в кошельке завалялись какие-то купюры… мелкие правда… почти что металлические…
— Остынь и не усложняй. Считай, что это часть мороженого.
Лёна вдруг расперло, стеснив грудь и горло, громкое желание похвастаться призовым лотерейным билетом на миллион рублей, выигрыш по которому еще предстояло получить в ближайшие недели… Нет, ни слова! Лён удержался, хотя понимал всем сердцем, что от Кати невозможно ждать подвоха. Уж кому-кому, а Рине, она же Катя Тугаринова, все можно рассказать, она не такая как все, она воспримет правильно и не будет полоскать языком… Уникальная девчонка. Но — Маня с Тимкой его не поймут… и родители бы не одобрили подобную несдержанность, назвали бы это порчей светской атмосферы.