— Алё?.. Приветус, дорогая! Где, где он сказал?.. Угу. Спасибо, Марина, всей вашей поросли привет! Воинам отдельно, а Машенции отдельно. Без наглости надеюсь, что они еще не забыли о существовании дяди Лука… И не за три, а за четыре. А это уже почти неделя разлуки, тут немудрено и… Верю, польщен. Все у вас нормально? И у меня соу-соу. А как же не творить, это ведь моя работа! Вот уже — правую руку над клавиатурой занес… Что?.. А, что в левой у меня? — телефонная трубка, ясен пень… А что чашечка с кофе? Как всегда: захвачена пальцами правой ноги, я же писатель. Слышишь — подношу… и отхлебываю… Ну, хорошо, ты меня разоблачила: трубка в левой руке, чашка в правой, а клавиатура за стеной. Но сейчас я перейду из кухни в комнату… и, увы, буквально через мгновение все начнется. И тебе чао, рад был услышать.
Лук врет, все начнется не через мгновение, а минут через пятнадцать-двадцать: до того как напечатать первые слова и буквы утренней порции романа, он обязательно пробежится по новостным сайтам, проверит электронную почту, промониторит кое-какие имена и события… Но с последним глотком остывающего кофе завершится процесс утренней раскачки, иссякнут все предлоги, помогающие тянуть бездельную резину, и Лук продолжит свои труды… «Никому не нужные!» — любит он повторять про себя и вслух, а сам надеется и верит: нет, ни фига подобного! Кто-нибудь, когда-нибудь — да оценит в полный рост! Нужные!
Сегодня следует дополнительно поднапрячься против обычного, чтобы все намеченное успеть означить, потому что у него встреча с Валеркой Меншиковым… И повод для встречи есть, Валера обещал про «истинное зеркало» дополнительно рассказать, да и чтобы так просто… кофейку попить, потрепаться ни о чем… Через жену тот передал сообщение Луку, что встреча переносится на полчаса раньше и состоится не возле Чкаловской, а на Большом, в непритязательной на вид кафешке «Корвин», вроде бы и простенькой такой, однако никогда не позволяющей себе подать «вторячок» вместо нормальной кофейной порции. По вечерам живая музыка… такая, полулюбительский джаз… Лук и Меншиков любят туда заходить, кофе там не самый ах, но — вполне хорош в отношении качество-цена. А главное — атмосфера не суетная и днем единственный зальчик почти всегда пуст. По вечерам правда, «лабают», и тогда народу набивается под завязку, но сейчас рабочий день в разгаре и кафе — всего лишь кофейня, до шести вечера в ней даже горячего не подают.
Меншиков первый подошел к месту встречи, к перекрестку в одном квартале от кофейни, но это понятно: Луку ехать на двух видах транспорта, плюс пешочком, а Меншикову — легкая шестиминутная прогулка от «Галоши», места, где трудится главный специалист по чему-то там… доктор каких-то там наук… Валерий Петрович Меншиков. Раньше, с момента рождения и до середины шестидесятых, «Галошу» называли «Шараш-монтаж», потому что основывалась она как «шарашка». Впрочем, докторская у Меншикова по физике твердого тела, и кандидатская тоже, обе темы открытые… Стало быть он физик. Лук частенько пытается утешить друга заявлениями, типа, что физика — это королева всех на свете наук, и что по Валерке давно РАН плачет, и что не всем ведь быть писателями, кому-то нужно и там, внизу, поближе к земному сору, к пашне… Меншиков снисходительно ухмыляется в ответ и только изредка позволяет себе подкалывать друга за выбранное им писательское поприще, хлопотное и не наваристое, но вышучивает не в отместку, а так… чтобы тот не забывался и не расслаблялся.
А вот и сам господин писатель: чешет торопливым шагом, почти вприскок, сам про себя уверенный, что шествует размеренной самурайской походкой, времени на часах — без одной минуты два. Щеточка седых волос на голове Лука успела отрасти за эти недели на сантиметр, он смотрится по-прежнему стриженым наголо и Меншикову приходится делать над собой небольшое усилие, чтобы переключиться на восприятие нового Лукова облика. И этак он, черт побери, каждые года три-четыре экстримунячит, и как ему не надоест?
В полувоенном институте, где работает Меншиков, всемерно приветствуют раскованность научного мышления, новые идеи, незашоренность концепций, но этот либерализм никак не распространяется на требования к внешнему виду: попробуй хотя бы небритым явиться в лабораторию или цех, не говоря уже о легкомысленных маечках, «хайрах», не по возрасту, не дай бог — в косичках… да Меншиков первый свернет в бараний рог вольнодумца, буде таковой объявится. А писателям и прочей богеме — позволительно, что с них возьмешь?