— И даже не миллион, а миллион сто сорок девять тысяч с копейками! А почему такая странная сумма, дядя Лук, вы случайно не знаете?
— А вот я, бедолага, никогда в жизни миллиона не выигрывал! — с горьким вздохом признался Лук, провожая взглядом спину какой-то молодой мамочки с коляской, но та была полностью поглощена телефонным разговором и даже не обернулась. — Случайно знаю. Это нарочный такой пропагандистский шик, власть в данном случае выступает налоговым агентом, подобным образом ненавязчиво напоминая о святости самих налогов: сумма вышеуказанная, а на руки, за вычетом тринадцатипроцентного подоходного налога на физическое лицо, выйдет ровно миллион. Слышал что-нибудь про плоскую тринадцатипроцентную шкалу налогообложения?
— Нет.
— С тобой все ясно: Митрофанушка. Чеши домой, «короче»! Умеренным галопом. Давай, я провожу?
— Не-е, дядя Лук! Что я, маленький? — сам дойду, пешочком. Тут через мост, а там уже близко.
— А я и не говорю, что ты маленький, я говорю, что ты неуч, недоросль, «митрофан». Ты точно никому из окружающих об этом не растрезвонил?
— Тонна шестьсот!
— Что? Чего тонна шестьсот?
— Стопудово, дядя Лук! Никому пока не слова, даже Машке!
— Ей от меня отдельный привет и поклон. И Марине Леонидовне отдельный. Хорошо, будь по-твоему. Убедил. Ступай твердо, никуда не сворачивай, воровато не оглядывайся, с подозрительными незнакомцами о выигрышах не заговаривай, да в злачные места сегодня уж не заходи. Все понял?
— Понял, дядя Лук, честно все понял. Дома родители постоянно грузят нас подобными напоминаниями, так что я наизусть их помню.
— Верю, однако же, я сказал то, что должен был сказать и теперь моя совесть будет чиста. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я, сугубо в качестве попутчика, составлю тебе компанию в прогулке через мост, мне как раз тоже нужно завернуть на Петроградку, к знакомым? Тебе же на Большую Матвеевскую? И мне там неподалеку.
Лёнька с подозрением уставился на Лука, тот с готовностью выкатил навстречу взор своих серо-зеленых глаз, не выражающих ничего, кроме предельной искренности и легкой насмешки, и Лёнька смирился.
— Ладно. Только напрасны ваши предосторожности, я бы и сам преотлично добрался.
— В том у меня нет ни малейших сомнений! Вперед, отряд!
Похоже, Дядя Лук вознамерился пройти молчком весь путь, но Лёну в тот день было невмоготу молчать, распирало!..
— Дядя Лук, а я сейчас книжку читаю.
— Что, опять??? Молодец какой, да ты форменный вундеркинд!
— Вашу. Про Мишку и вампиров, в которых его семья превратилась.
— Ну, и как оно?
— Круто! Но я пока не всю прочитал, вчера только начал.
— Беда невелика, дочитаешь. Насчет прогулов — разоблачать не буду, сам родителям сознаешься, если в голову взбредет. Да, и скажи батьке, что в принципе, если, паче чаяния, он вознамерится ко мне в гости, то я не против его принять, кофейку там заварить, печенья с конфетами выставить, однако, помня повадки уважаемого Валерия Петровича, предпочту сам пригоститься, в ближайшие четыре дня. Но если что — не критично будет и после Парижа встретиться. Не забудешь передать?
— Не забуду, дядя Лук, я ведь уже пообещал.
Лён вдруг притих от пришедшей в голову мысли, и обдумывал ее до самой станции «метро Горьковская»: а вот интересно, кто будет миллион распределять — папа, или мама? С одной стороны, папа явно главный у них в семье, формальный и неформальный лидер, а с другой — дело-то как бы домашнее, маминой сферы влияния… Ну не ему же они миллион отдадут тратить??? А так бы конечно… Он бы и с Тимкой поделился, и Машке чего-нибудь досталось… на всякую девичью дребедень… Да, если честно так прикинуть: миллион — не велика сумма.
— Разбежится твой рублевый миллион ручейками по щелям, и сам не заметишь…
Неужели это Лён вслух свои мысли брякнул, проговорился? Вроде бы молча думал…
— Конечно, молча. Но у тебя губы шлепают друг об друга, суфлируя затаенное. Вдобавок, они то ощериваются в лютом гарпагоновском оскале, то раздвигаются до ушей — трудно не понять.
— Ничего они у меня не ощериваются и не разъезжаются!
— Да? Тогда откуда же я узнал?
Лук расхохотался первый, но и Лён почти не отстал, тоже засмеялся, да краев счастливый. Эх, хорош сегодня день! И солнышко!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дети думают, что мы не знаем, о чем они думают. Впрочем, взрослые тоже очень наивны. Мария Валерьевна Меншикова, ученица восьмого класса Александровского лицея, почти четырнадцати лет от роду, изнывала в ожидании Лёна, своего брата-близнеца: во-первых, она дико проголодалась после всех этих петергофских уроков и тренировок на воде, а во-вторых, ей не терпелось поделиться с ним ужасной, хотя, если честно, очень забавной историей и, тем самым, словно бы еще раз пережить происшедшее с нею в районном бассейне… Лён уже порядочное время как вернулся из школы, гораздо раньше сестры, но мама дала ему нагоняй (оказывается, Лёнька прогулял уроки, а из лицея не поленились немедленно его «застучать с доставкой на дом», позвонили маме) и в наказание отправила на Сытный рынок, какую-то специальную зелень к обеду купить. Лично ей, Маше, очень нравится — хлебом не корми — рассекать по рынку, прицениваться, выбирать «экологически чистые», «натуральные диетические» и «богатые витаминами» продукты, выжимать копеечные скидки, совершать «выгодные» покупки, особенно в компании с мамой, а Лён и Тимка — наоборот, терпеть не могут участвовать во всех этих прогулочно-закупочных мероприятиях. Вот, теперь сиди и жди, пока лодырь братец соизволит, нога за ногу, обернуться. А туда идти — четыре минуты пешком, и столько же обратно! И там три минуты. И кто в результате наказан, спрашивается?