— Ну, мам! А почему этот ферэ натурэ унижает безответное существо, а ты молчишь!
— Унижает? Не заметила, а чем именно унижает, и где это существо? Как борщ, дети?
— Да врет она!
— Существо — это я, его родная сестра, которая только тем и провинилась перед природой, что оказалась простодушнее, умнее и красивее этого…
— Болтливее ты оказалась, а не умнее, лучше хлеб передай! Мама, налей еще полповарешечки? Реальный борщ! Только маловато чеснока.
— И мне… четверть поварешечки, чур, без мяса, мне надобно худеть. Мамик, очень вкусно, хотя чесночку можно было бы поменьше.
— Поняла, в следующий борщ учту пожелания обоих. На второе запеченная форель с элементами овощного салата и юный отварной картофель, обжаренный в настоящем подсолнечном масле.
— Ура! Мне двойную порцию! А на третье?
— А почему не в оливковом, мамик? Фи… подсолнечное…
— Потому что мне, повару, вздумалось приготовить именно так. Желающие могут заняться лечебным голоданием немедленно, в пользу более покладистых.
Лён ухмыльнулся. Маму вообще ничем невозможно вывести из себя, вынудить кричать или браниться, в отличие от папы, который обычно тоже невозмутим, как фотография мумии, однако терпеть не может «дрельщиков» и «сверлильщиков» из соседних квартир. А дрельщиков полно — дом-то старинный, слегка обветшавший, пусть и престижный, — там ремонт, здесь переезд… Они сверлят, долбят и, тем самым, отвлекают папу от умных производственных мыслей, вот он и рычит временами. Папа даже дома работает: простым карандашом 2М рисует детские каракули, квадратики да ромбики, всегда на отдельных листках бумаги, какие-то формулы… типа из физики твердого тела… издалека не рассмотреть подробнее. Почертит, почертит, а потом все сжигает — есть у папы такая странная причудь. Вот, интересно: ну а если бы в доме у Меншиковых не было бы печки — мама гордится ее наличием и упорно обзывает камином, хотя никакой это не камин, а обыкновенная, выложенная изразцами печка — как бы он тогда свои листики сжигал? На электрической плите, что ли?
У папы должность… Лён никак не может запомнить названия… типа главного технолога… или завлаба… экспериментального производства в галошном цехе обувного завода… или фабрики? В школе, когда приходило время заполнения анкет, они, еще по Тимкиному примеру, раз и навсегда условились указывать так: мама домохозяйка, папа технолог на обувной фабрике. А Тимке в свое время эту формулу подсказала мама. Странная работа у папы и место работы странное, если вдуматься. Но дома он очень редко говорит о делах…
— Мам, а как, все-таки, правильнее: галоши или калоши?
Машке тут же понадобилось встрять:
— Конечно — ГАлоши, так благозвучнее.
— Я, кажется, не тебя спрашивал, а маму! Мам?
— Галоши — безусловно благозвучнее, тут наша Машенция права, тем не менее, в современной словесности гораздо чаще употребляется с «ка». Но и то, и другое употребление равно принадлежит нормам русского языка.
— А вот у папы на работе — как принято? Или как чаще?
— Этого я не знаю, это ты сам у него спроси. Дети, что будем на третье — компот или чай?
— И то, и другое!
— Компот! А потом чай! Мамик, а что к чаю?..
— К чаю сушеные псевдоананасовые кубики. К вечернему чаю, когда все соберутся, придумаем что-нибудь более кондитерское. Всем всего хватило?.. А себе я, с вашего разрешения, кофейку заварю.
Машка немедленно брякнула чашечкой в блюдце и построжала лицом.
— Мама! Не мы ли с тобою вместе смотрели по Сети, прицельно смотрели, как этот пресловутый кофе влияет на сердце и кожу лица? Почему бы тебе не испить вместе с нами чаю или компота? Или каркадэ?
— Потому что я хочу кофе.
Эмоции так падки на слова! Мама улыбнулась дочери, но ответила коротко, а это значит, что по данному вопросу в дискуссию вступать не намерена. Машка очень чутьиста на родительские настроения: мгновенно, как ни в чем не бывало, перескочила на тему высокой моды в Большом свете, и Лён пошел к себе.
— Мам, спасибо!
— На здоровье, дорогой. Я не поняла, Маш: была ведь уже вечеринка в английском стиле, например, с участием Дауни-младшего, они там что, каждый год повторяются?