Особенно Лук возненавидел теорию «черных дыр» Стивена Хокинга, обретшую невиданную популярность в средствах массовой информации, и готов был громить ее при каждом удобном случае, письменно и вслух, даже если рядом не было верного друга-спорщика, Валерки Меншикова, а уж когда они вдвоем зацеплялись за волнующую тему — спасайся кто может!.. Луку было свойственно заводиться мгновенно, он с пол-оборота начинал орать, язвить, в общем — излучать агрессию, а вот Валерка плохо поддавался на крики, очень редко выходил из себя в спорах и никогда не обвинял Лука в невежестве… Укорял, конечно же, не без этого, но старался объяснить доступными словами то, что понимал сам и обязательно пытался вникнуть в смысл и суть косноязычных, с точки зрения физики, Луковых речений. Для обоих закадычных друзей, Лука и Валерки, только «женская тема» способна была составить конкуренцию физико-теоретической, да и то не всегда… хотя, почти всегда.
Шли годы. Лук перевалил за тридцатник и, верный некогда произнесенному студенческому зароку, начисто перестал употреблять алкоголь. Тем временем, постепенно слабел, и, наконец, испустил дух Союз Советских Социалистических республик. Лук очень переживал по этому поводу, Валерка Меншиков тоже, хотя, для холостяка и бессребреника Валерки, главным смыслом жизни было одно: чтобы в лабораторию «номерного ящика», где он окопался младшим научным сотрудником сразу же после окончания Политеха, исправно подавали электроэнергию… ну, и воду, чтобы на месте можно было бы чайничек вскипятить, не отвлекаясь на глупые времязатратные обеды. И пусть хотя бы простенькие тренажерчики будут, чтобы мышцы в форме сохранять. Одержимость одержимостью, однако, лопухом Валерка не был: кандидатскую защитил в двадцать пять лет, походя, как говорится, под рукоплескания оппонентов. А через пять лет — докторскую, и тоже запросто. В свободное же от работы и спорта время очень любил общаться с бесшабашным Луком и его окружением, преимущественно женским.
Несколько раз доводилось им, словно бы в память о первом знакомстве, «на пару» попадать в уличные, хулиганские и полубандитские драки, бок о бок биться. Луку весьма это нравилось, потому что если «в метле» участвовал Валера Меншиков — победа всегда была на их стороне, очень уж он был силен и бесстрашен, и очень многое умел.
— Откуда в тебе это, Валерка? Где приемчиков набрался, когда успел?
— Дык… самоучкой овладел — как ты физикой.
— Врешь ты все. А меня научишь?
— Да ради бога. Но ты же лентяй, в то время как навыки надобно качать ежедневно, постоянно, скучными спортивными упражнениями. И горячишься много, и задираешься первый.
В свою очередь, Валерка, изначально простодушный, прямой, где-то даже наивный, тоже кое-чему научился у хитроумного и много повидавшего Лука, а однажды тот, вопреки своему общеизвестному разгильдяйству, сумел очень дельно подсказать и, через одну пылкую знакомую из горсовета, реально помочь молодому специалисту Меншикову, ночному сторожу по совместительству, получить служебную жилплощадь…
Самого Лука личная жизнь трясла, швыряла и пробовала на прочность с самых разных сторон, пока, наконец, он не ощутил в себе ПРИЗВАНИЯ, точнее — неутолимой тяги сочинять художественные произведения, в стихах и в прозе, самые разные, от коротких трехстиший, до грандиозных романов-эпопей. Волею судьбы, у Лука, в дополнение к графоманской зависимости, обнаружился немалый литературный талант: почти всё им написанное находило сбыт, издательства, а иногда и журналы, исправно печатали в бумаге и даже платили за это какие-то гроши, которые он именовал гордыми, звонкими словами: «гонорары и ройялти (потиражные отчисления)». Впрочем, богаче от всего этого изобилия книгоиздательских терминов он не стал, ибо никогда, ни одним произведением, не мог попасть " в формат», «в серию», а, значит, и в большие тиражи.