Лук поспешным городским шагом двинулся в сторону Дворцового моста, рассеянный взгляд его привычно среагировал на выдернутую из фона суету пространства: впереди идущие, только что вспугнутые им старушки обернулись и почему-то прибавили ходу.
«Вот чокнутые, — смутно удивился Лук, — обе древнее телеграфа, а туда же, в перегонялки играют». Ему сразу вспомнилось, как в Париже две дебелые веснушчатые англичанки, примерно его же возраста, упорно и неотвратимо, ни на секунду не останавливаясь для передышки, взбирались пешком на второй уровень Эйфелевой башни… Он бы об этом никогда не узнал, да сам обмишурился при покупке входного билета и, в результате «выгодной покупки», вынужден был подниматься на очень даже приличную верхотуру «эконом-классом», то есть своим ходом. А те проклятые англичанки словно легавые шли по его следу!.. Но Луку втемяшилось в башку, что он им не уступит ни бровку чемпиона, ни майку лидера!.. Не уступил — и едва не лопнул от злости и усилий. Вот и эти неугомонные бабки спортсменками оказались, только теперь они впереди, а он их нагоняет… Проковыляют рысцой десяток метров, оглянутся — явно ведь на него, на Лука озираются — и опять соревнуются!.. Господи помилуй! Такое ощущение, что вся планета заселена больными гуманоидами не от мира сего, только он, Лук, единственный коренной землянин и психически здоровый человек! Лук всхохотнул горько и прибавил шагу. Конечно, он их запросто догонит и перегонит, этих сумасшедших бабок!
По темечку и по глазам мягко ударило чем-то теплым и умеренно ярким — это солнечный зайчик от автомобильного бампера отскочил… Солнышко. Вот чего иногда не хватает в жизни — простого солнечного луча! Лук немедленно забыл о своем намерении обставить бегущих старушек и поднял взгляд в невысокое небо: правильный ветер, северо-восточный, облака прогоняет, а не пригоняет, еще минут десять-тридцать — и распогодится! Скромное ура питерскому вёдро!
И подоспевший ветерок, что задувает в затылок и шею, отчетливо подобрел, в сравнении с двумя часами давности: утратил слякотность и колючки, щекочет, а не бьет. Лук поднял было руку — отмахнуть волосы с лица, ан уже и незачем, волос-то нет, наголо выбраны, под машинку! А прежние рефлексы патлатого человека все еще живы, отомрут не раньше, чем через дня три-четыре…
Лук постригся только что, буквально позавчера, собирался-то сразу же после Парижа, но замешкался… Наконец, собрался. Зато побриться забыл, и тоже с позавчерашнего утра. Неужели хандра отступает? Вот что значит — вовремя выбрать правильный маршрут! Лук шел, улыбаясь солнцу и людям, взор его вновь обрел туманную размытость, но не прежнюю, темно-тоскливую, а такую… обычную, спокойную рассеянность праздного пешехода. Он прошел, весь в мыслях своих, мимо милиционера, молоденького и растерянного, зажатого словно в капкане двумя сумасшедшими старушками, что повисли у него на руках и чего-то долдонят… конечно же по-английски… скороходки чокнутые, впереди него куда-то спешили, а теперь на него, на Лука, зачем-то пальцами показывают… мимо пловучей пристани, битком забитой туристами, жаждущими совершить экскурсию на речном трамвайчике, мимо симпатичной очень рельефной девицы в черных лосинах… Увы, в его возрасте бесполезно такую глазами кушать: он ее видит, она его нет… Любопытно, расставили уже скамеечки перед Петропавловским собором? Если расставили — значит, лето наступило.
Но не было еще скамеек на мощеной булыжником площади перед собором, стало быть, не начался официально летний сезон. Лук отыскал взглядом заветное место, крышку чугунного люка возле кромки асфальтового тротуара: если на нее встать и задрать голову, глядя на шпиль, то возникнет очень четкая иллюзия надломленности собора у самого основания шпиля, полное ощущение, что он вот-вот рухнет прямо тебе на голову. Нет, в другой раз встанет и посмотрит, от частого повтора эффект выветривается. Погода вовсю разошлась в ясную и солнечную, однако, все же, чувствовалось, что день потянуло к вечеру: тени стали длиннее, запахи воды и нарождающейся зелени как бы выцвели, утратили часть утреннего букета свежести… Лук двинулся, было, к выходу с площади, почти дошел до Никольских ворот… и опять, на этот раз уже с легкой досадой, поднял взгляд к верхушке собора: его внимание привлекли отчаянные вороньи крики. Вороны, беспорядочной рыхлой стайкой хохотали и суетились, там, наверху, вокруг башни и шпиля. Кричат и кричат… ну и что с того? Лук не выносил резкого шума в местах своих излюбленных прогулок, откуда бы эти раздражающие звуки не исходили — от людей, или с небес, но стоило ему вглядеться чуть пристальнее, как он увидел и понял, что вороны орут не просто так, не по-пустому: они играют, ловят воздушные потоки! На той стороне собора, что обращена к послеполуденному предвечернему солнцу, воздух, видимо, больше прогрет и устремлен вверх, а умнейшие на свете птицы — вороны — явно постигли опытным путем этот физический закон и взялись его использовать для своего вороньего досуга и удовольствия: с разных сторон башни, но парами (строго парами) выныривали, каждая огибая свой полукруг, от теневой стороны собора на светлую, как из-за спины на грудь, и с довольным карканьем распахивали крылья… И, уже вдвоем, крыло в крыло, на восходящих потоках дрожащего теплого воздуха резко взмывали вверх, к ангелу с крестом, потом разлетались в разные стороны обратно, чтобы воссоединиться в пару на теневой стороне башни, дабы занять очередь для нового захода; а тут же вслед за ними следующая пара с разгону влетала на вираже в нагретый поток и растопыривалась в парении…