Ели молча, ложки звякали по железу. Кто-то чавкал, вытирая губы рукавом, кто-то сопел как паровоз, кто-то рыгал без стеснения, — в общем, парни чувствовали себя как дома.
Разговоры сводились к обрывкам:
— В Афгане такую тушёнку давали…
— У нас в части повар воровал…
— Светка вкуснее готовит…
Через полчаса стол опустел. Кто-то закурил, кто-то потянулся к кроватям. Спальных мест хватало: диван в гостиной, кровать в спальне, еще один диван в кабинете, и даже пара раскладушек на кухне. Дед раздал одеяла, пахнущие нафталином.
— В три подъём, — бросил он, прикрывая за собой двери.
Вставали в этот раз бодро, создав очередь возле жестяного умывальника на кухне. Соня, поднявшийся сразу после меня, шумно плескался, разбрызгивая капли по засаленным обоям.
— Давай заканчивай, кашалот епть… — беззлобно поторапливали его.
Умывшись, доели остатки со стола: остывшую картошку, слипшуюся в комья, немного капусты. Хлебные корки жевали молча, запивая чаем из жестяных кружек. Потом снова погрузились в тот же кунг. Водила, мужичок в промасленной телогрейке, даже из кабины не вышел — лишь коротко газанул, выпустив клуб чёрного дыма из выхлопной трубы.
На подъезде приготовились, собрались. Бондарь хоть и заверил что всё нормально будет, мне уже в это не верилось. Он так и в первый раз говорил, и во второй, а в итоге два трупа.
Но, обошлось. Обшмонав дом от погреба до чердака, нашли лишь двух тёток пенсионного возраста. Одна, в платке с ромашками, бросила взгляд поверх очков:
— Вам кого?
— Двое на вход, двое со двора. — бросил я парням, игнорируя её.
Через два часа подъехал Бондарь, влетев в дом как ураган. Снег таял на его шапке-ушанке, оставляя мокрые пятна на полушубке.
— Вот, полюбуйся! — швырнул на стол стопку тетрадей в потёртых клеёнчатых переплётах.
Взяв первую, я раскрыл ее, но ничего полезного не увидел. Цифры в столбиках, сокращённые буквенные обозначения, даты.
— Что это?
— График поставок. Килограммы, не граммы! — Бондарь тыкал грязным ногтем в строки. За неделю — тонны дряни!
— Сечешь какие объёмы?
Если всё так, выходит что за неделю через Патрина проходило больше сотни килограмм только героина (если буква Г над столбиком это на самом деле героин), столько же кокса, и почти тонна чего-то подписанного буквой У.
— Сильно, — выдавил я, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.
— Да не то слово! — Бондарь размахивал руками, будто дирижируя невидимым оркестром. — Это же целая империя!
— И что? Брать курьеров на передаче?
— Нет! — Он ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть кружку. — Забирать всё! Контакты азиатских поставщиков, схемы перевовок, точки сбыта — у нас теперь все нитки!
— По наркоте? — спросил я, глядя на его раскрасневшееся лицо.
— По ней тоже! — Бондарь листал тетрадь, как священную книгу. — Ты представляешь, какие это деньги?
— Представляю, — кивнул я, глотая ком в горле. — Но слабо.
Глава 25
И я действительно слабо представлял, в какую историю ввязался. Да, понимал, что дело пахнет большими деньгами, но масштабы были словно из кино — мозг отказывался складывать цифры в реальную картину.
— Если всё так, то как мне с родителями быть? — спросил я, впиваясь взглядом в Бондаря. Он сидел развалясь в кресле, крутя в пальцах потёртую зажигалку.
— Не дёргайся. — Бондарь щёлкнул огоньком, закуривая. — Их на служебную дачу отвезли. Дом как крепость: решётки, сигнализация, два наших парня с автоматами во дворе. Спи спокойно.
— А мастерская? — не отступал я, замечая, как он невольно коснулся кобуры под пиджаком.
— Туда не сунутся. — Выдохнул он дым в потолок, рисуя кольца. — Но на всякий… поставили пару орлов. Если что — отобьются.
Тяжесть в груди не уходила. Я провёл ладонью по столу, ощущая шершавость дерева под пальцами:
— А мне-то что делать?
Бондарь оживился, шлёпнув тетрадью по столу. Обложка хлопнула, подняв облачко пыли.
— Как что? Бери эти летописи — ткнул он в пачку тетрадей, — и в бой! Покой нам только снится! — Его усы дёрнулись в ухмылке, обнажив жёлтый клык.
— Но как? Даже если техническую сторону отбросить, ту же алкашку, не говоря уже о чем-то другом, закупать надо, а где денег взять столько? Из той суммы что выделил Лосев, почти ничего не осталось, а мне ещё парней хоронить, да и семьям их помочь обещал…
— Не дрейфь, говорю же, раскололись оба наших красавца, вот смотри.