— Знаю, что работу любите, — вот мою каюту прибрали на ять. Я бы сам не сумел так книги расставить, спасибо… Ну, давайте мириться, да и не могу я вас все равно списать. Меж врагов плывем, между двух огней. А теперь слушайте: сегодня с вечера будете помогать команде дорисовывать стенгазету — раз. Завтра к штурману на практику — два, а тебе, упрямая голова, товарищ Чернов, десять дней даю… на подготовку доклада команде крейсера. Тема: «Пионеры и мировая революция». Все… Подымайте якоря.
Приятели разом вскочили с кресла. Перед комиссаром стояли двое радостных мальчуганов.
Глазенки их сияли, пальцы сжались в крепкие кулаки.
— Товарищ комиссар! Ты на нас… мы… как на самого себя.
Когда захлопнулась дверь каюты, лицо комиссара просияло хорошей улыбкой.
КРАСНАЯ ЗАРАЗА
Крейсер подходил к Александрии. За ясным горизонтом вставал в легкой дымке Порт-Саид. Из воды по сторонам канала торчали почернелые верхушки мачт английских миноносцев, затопленных германскими подводными лодками в прошлую войну. Далеко в море врезался каменный мол.
От близости порта на крейсер пахнуло душной теплотой, и от этого захотелось, как можно скорей, почувствовать под ногами землю.
«Коминтерн» медленно входил в канал. Красный флаг с ослепительно белыми лучами сразу пробудил спящий от жары Порт-Саид. По молу бежал народ, оживленно размахивая руками. Английские леди щелкали «кодаками», феллахи в ободранной одежде смотрели на крейсер, в широкой улыбке расплывались их бронзовые лица.
Как и всегда во время прихода в порт, на палубу хлынули чернокожие прачки, парикмахеры, портные, фотографы и торговцы.
Яростно жестикулируя, расхваливали они свои товары, ворочая белыми буркулами хитроватых глаз.
Внезапно гвалт и гримасничанье прекратились. К крейсеру шел полным ходом паровой военный катер, полный полицейскими.
За катером от стенки мола отделился десяток полицейских шлюпок. Полицейские в красных фесках, с вышитыми на груди большими буквами polizia, яростно махали револьверами и остервенелыми голосами кричали на купцов.
Торговцы мигом попрыгали в свои лодки, лишь замелькали фиолетовые пятки. На крейсер по трапу вошел офицер в форме египетской армии, с чистокровным английским лицом.
Верный, почуяв чужого человека и словно чувствуя неприязненное отношение к нему команды, ощетинил шерсть, зарычал и бросился на офицера. Англичанин закричал что-то, указывая пальцем на собаку.
Никто из краснофлотцев не двинулся с места.
Верный, косясь и рыча, нехотя отошел. Офицер, презрительно поджав губы, прошел к командиру. Через пять минут, такой же прямой и напыщенный, щуря надменные глаза, спустился на катер.
По кубрикам, где шла обычная уборка и команда всячески прихорашивалась перед высадкой на берег, прошел слух:
— На берег не спустят никого, кроме командира. В пустыне черные подняли восстание. Англичане боятся красной заразы.
— Чтобы их тайфуном разбросало!
В кубрик спустился Дудыкин. Его чисто выбритые щеки тряслись от злости. Казалось, парадно одетый Дудыкин проглотил пяток мессинских лимонов.
— Да, братва, pourqua. Никому-с. Акромя командира. А товарищ командир говорит: никого, так и я не пойду. Где-то тут черные революцию делают, а нас англичане боятся пуще тысячи арапов!
Котенко, повалив Верного на спину, чесал ему брюхо и приговаривал:
— Вот настоящая наша собака. Знает, на кого бросаться…
Гришка вмешался в разговор:
— Да ведь Египет, кажется, не английский город, а… а… египетский?
— Чему вас только учили в пионерских отрядах? У нас в кочегарке последний кочегар знает, в чем тут дело. Вы, небось, думали, в Египте фараоны разные, лотосы, приключения, а здесь хозяевам страны жрать нечего. С голода пухнут…
— Вы, товарищ Чалый, меня ругать можете, а пионерскую организацию не имеете права! В общем и целом она здорова, и скоро вы на моем докладе убедитесь в этом. А вам, как сознательному, стыдно ругать смену… Во!..
Слова Гришки вернули обычное настроение Дудыкину. Пощипывая гитару, он фыркнул, обнажив гнилые зубы.
— Pourqua! Извиняюсь, — яйца курицу учат; трюмный пассажир многоуважаемого старшину-кочегара по мокрому столу носом провел и не извинился. Pourqua?.. Какие времена, ка-а-а-кие нравы!
Хихиканье Дудыкина взорвало Чалого. Он крепко ударил кулаком по столу, так что кружка с какао упала и облила наутюженные майские брюки Дудыкина.
Лицо Чалого передернулось, на скулах заходили желваки.