Под высоким огромным куполом Великой Септы из стекла, хрусталя и золота на мраморном катафалке покоилось тело лорда Тайвина Ланнистера. В его изголовье на траурной вахте стоял Джейме. Единственной рукой он сжимал рукоять золоченого двуручного меча, острием упиравшегося в мраморный пол. Его плащ с капюшоном был белым как свежевыпавший снег, а кольца его длинного хауберка были покрыты позолотой. – «Лорд Тайвин желал бы видеть его в алом с золотом», – подумала она. – «Его всегда бесило, когда он видел на Джейме белое». – Ее братец снова начал отращивать бороду. Щетина покрывала его щеки и челюсть, из-за чего его лицо приобрело безобразный, неотесанный вид. – «Он мог хотя бы дождаться, пока кости Отца упокоятся под Бобровым Утесом».
Серсея провела короля вверх по трем узким ступеням и встала на колени у тела. Глаза Томмена наполнились слезами. – Плач тихо. – наклонившись, прошептала она. – Ты король, а не скулящий ребенок. На тебя смотрят твои лорды. – Мальчик вытер слезы тыльной стороной ладони. У него были ее глаза, зеленые словно изумруды, но большие и светлые как были у Джейме в его возрасте. Ее брат был таким хорошеньким мальчиком… но вместе с тем таким неистовым, совсем как Джоффри. Настоящий львенок. Королева обвила руку вокруг Томмена и поцеловала его курчавую голову. – «Он нуждается в моих советах как править страной и спастись от врагов». – Некоторые из них, притворяясь друзьями, стоят вокруг прямо сейчас.
Молчаливые Сестры облачили лорда Тайвина в латы, словно собрав его для последней битвы. На нем были его лучшие доспехи – прочная сталь, покрытая лаком глубокого алого цвета с позолоченными вставками на стальных рукавицах, наколенниках и нагруднике. На его наплечниках были вздыбленные золотые львицы, у изголовья стоял его великий шлем, украшенный золотым львом на темени. На груди лежал меч в позолоченных и украшенных рубинами ножнах. Его руки в позолоченных кольчужных перчатках крепко сжимали его рукоять. – «Даже после смерти его лицо выглядит величественно», – решила она. – «Вот только рот…» – Уголки рта ее отца были слегка приподняты, придавая ему вид непристойного веселья. – «Подобного не должно быть». – Она обругала про себя Пицелля. Ему следовало предупредить Молчаливых Сестер, что ее отец никогда не улыбался. – «Этот человек бесполезен как соски на нагруднике». – Каким-то образом эта полуулыбка делала лорда Тайвина менее устрашающим. Это, и тот факт, что его глаза были закрыты. Его взгляд невозможно было вынести. Светло-зеленые, почти светящиеся собственным светом с золотистыми искорками. Его взгляд мог проникать внутрь, видеть внутреннюю слабость, бесполезность и уродливость. – «Вы всегда могли почувствовать, когда он переводил на вас свой взгляд».
Внезапно на нее нахлынули воспоминания о празднике короля Эйериса, когда Серсея впервые была представлена ко двору зеленой, как самая зеленая трава девчонкой. Старый Мерривезер как раз рассуждал о повышении налога на вино, когда лорд Риккер пошутил: «Если нам нужно золото, Его Величеству достаточно посадить лорда Тайвина на королевский горшок. – Эйерис и его прихлебатели громко захохотали, а отец уставился на Риккера поверх своего кубка с вином. Веселье уже стихло, но он не сводил своего взгляда. Риккер обернулся, повернулся, встретился с отцом взглядами, потом отвернулся обратно, выпил полную кружку эля, и покраснел, проиграв сражение с парой немигающих глаз.
«Глаза лорда Тайвина теперь навеки закрылись», – подумала она. – «Теперь им придется бояться моего взгляда, отворачиваться от моих глаз. Я тоже львиной крови».
Внутри септы из-за низкого серого неба было мрачно. Если дождь утихнет, и солнце проглянет сквозь тучи, то солнечный свет, пройдя сквозь кусочки хрусталя, и упав на тело, превратится в радугу. Лорд Бобрового Утеса заслужил радугу. Он был великим человеком. – «Но я должна стать еще величественнее. И через тысячу лет, когда мейстеры станут писать летописи нынешних времен тебя должны помнить как родителя Королевы Серсеи».
– Матушка. – подергал ее за рукав Томмен. – А что это так мерзко пахнет?
«Мой лорд-отец».
– Смерть. – Она тоже почувствовала этот запах. Легкий привкус разложения от которого у нее зачесался нос. Серсея не обратила на него внимания. Семеро септонов в серебристых одеждах стояли у катафалка испрашивая у Всевышнего Отца для лорда Тайвина справедливого суда. Когда они ушли, перед алтарем Матери собрались семьдесят семь септ и затянули ей песнь о милосердии. Томмен от их песни пришел в сильное волнение, а колени королевы начали нестерпимо болеть. Она взглянула на Джейме. Ее брат-близнец стоял, словно был высечен из камня, и не смотрел в ее сторону.
На скамьях среди прочих ссутулившись сидел дядя Киван, его сын сидел прямо за ним. – «Лансель выглядит даже хуже Отца», – Несмотря на то, что ему только семнадцать, можно было подумать, что ему все семьдесят. Его лицо посерело, было измождено, щеки впали, глаза потускнели, а волосы стали белыми, как мел и ломкими. – «Как Лансель может пребывать среди живых, если Тайвин Ланнистер мертв? Или боги сошли с ума?»
Лорд Джайлс кашлял даже сильнее обычного и закрывал лицо красным квадратным шелковым платком. – «Он тоже это чувствует». – Грандмейстер Пицелль сидел с закрытыми глазами. – «Если он заснул, клянусь, я прикажу его высечь». – С правой стороны от катафалка преклонили колени Тиреллы: лорд Хайгардена, его отвратительная мамаша и пресная жена, его сын Гарлан и их дочь Маргери. – «Королева Маргери», – напомнила она себе. Вдова Джоффа и невеста Томмена. Маргери выглядела почти как ее братец, Рыцарь Цветов. Ей стало любопытно, в чем они еще похожи. – «Вокруг нашей маленькой розочки днем и ночью вьются дамы». – Сейчас при ней их была почти дюжина. Серсея внимательно рассмотрела их лица, размышляя: «Кто из них трусливее, расточительнее других или жаждет славы? Кто невоздержан на язык?» – Ей придется постараться, чтобы это узнать.