Эмилиан ему: "Не могу отказать тебе. Однако, видя, какой пышный пир здесь готовится, я хочу, чтобы ты поел каши и, распушив перья как петух, рассказал бы нам о кушаньях (έδέσματα), которые нас ожидают".
[b] Но Ульпиан возмущенно воскликнул: "Какие еще "кушанья"? Неужели нельзя хоть немного передохнуть от вечных вопросов к этим натасканным недоумкам?"
"Ну хорошо, - отвечал Эмилиан, - я расскажу тебе и об этих запеканках. И начну со стихов из "Антеи" Антифана [Kock.II. 24]:
- А что в корзинках у тебя, любезнейший?
- В трех - запеканка (χόνδρος) славная мегарская.
- Но правду ль говорят, что фессалийская
Всех лучше?
- Несомненно, финикийскую...
... муки тончайшей и просеянной (σεμίδαλις).
[c] Эта же комедия с очень малыми разночтениями приписывается и Алексиду. Тот же Алексид пишет в "Блуднице" [Kock.II.368]:
И запеканкой фессалийской полон дом.
Однако Аристофан называет в "Пирующих" словом χόνδρος кашицу-размазню [Kock.I.422]:
Заварит кашу, бросит муху в варево
Да мне и поднесет.
Мука очень тонкого помола под именем σεμίδαλις упоминается также Страттидом в "Человеке-молоте" [Kock.I.712] и Алексидом в "Равновесии" [Kock.II.328], хотя точных цитат я привести не могу. В той же пьесе [d] Страттида это слово появляется и в родительном падеже (σεμιδάλιδος) [cp.242d]:
...Близнецов, потомков семидалиды...
Словом же кушанья (ε̉δέσματα) воспользовался в "Близнецах" Антифан [Kock.II.45]:
Я смаковал прекраснейшие кушанья,
И выпивал по три-четыре здравицы;
Напировался всласть, и поглотил еды,
Наверно, четверым слонам достаточной".
- Пора мне кончать и эту книгу, Тимократ! Пусть же ее завершат речи о предвкушаемых кушаньях, а к самому пиру мы приступим в следующей книге.
- Но не прежде, Афиней, чем ты расскажешь о пире македонца Гипполоха.
- Хорошо, если тебе это интересно, я поищу рассказ о нем.
Конец книги третьей
Книга четвертая
(128) 1. Македонец Гипполох, друг мой Тимократ, жил во времена Линкея и Дурида, самосцев, учеников Феофраста из Эреса. Как можно узнать из его писем, они с Линкеем договорились писать друг другу всякий раз, как один из них побывает на каком-нибудь пышном пиру. Некоторые из их посланий с описанием пиров сохранились: Линкей описывает пир, {1} [b] который аттическая флейтистка Ламия дала в Афинах царю Деметрию, прозванному Полиоркетом (эта Ламия была любовницей Деметрия), а Гипполох - свадьбу македонца Карана. Мы напали и на другие письма Линкея к тому же Гипполоху, в которых он рассказывает о пирах царя Антигона, справлявшего Афродисии в Афинах, и царя Птолемея. Эти письма я тебе [c] дам. Письмо же Гипполоха - вещь редкая, поэтому я ради приятного времяпрепровождения перескажу тебе его содержание сейчас.
{1 ...Линкей описывает пир... — Линкей (см. статью и первое полное издание фрагментов Линкея: Dalby A. Lynceus and the Anecdotists // Athenaeus and his world / Ed. by D. Braund and J. Wilkins. University of Exeter Press, 2000. P. 372-394), малоизвестный писатель III в. до н.э., оставил след сразу в двух новых литературных жанрах, появившихся вместе с эпохой эллинизма. Переписка Линкея с Гипполохом, а также с Посидиппом, Аполлодором и другими современниками (см.: Афиней. IX. 401f; XI. 652с etc.) — самая ранняя известная нам безусловно подлинная литературная переписка, в отличие от знаменитых, но признаваемых ныне большинством ученых поддельными писем Гиппократа, Платона, Исократа, Демосфена и тем более Сократа. Именно во времена Линкея возник литературный интерес и мода на частные письма, что обеспечило его трудам и трудам его корреспондентов жизнь в книжных лавках и библиотеках античности как минимум до II в. до н.э., времени создания «Пира мудрецов». Другой вклад Линкея в литературу — письменная фиксация вслед за знаменитым софистом Каллисфеном и философом Клеархом из Сол исторических анекдотов (α̉ποφθέγματα или α̉πομνημονεύματα), существовавших прежде в устной традиции. Их героями могли быть как Великий Александр, так и знаменитые параситы, гетеры, прославившиеся не только своей красотой, но и остроумием, и т.д. Афиней цитирует Линкея в обоих его литературных амплуа, а чуть дальше (13If) приводит и необычный отрывок из пьесы Линкея «Кентавр», которую современные исследователи (на основании перемены ролей повара и участника пира — именно повару, а не участнику пира свойственно сыпать гастрономическими наставлениями в Средней и Новой аттической комедии) относят скорее к жанру пьесы для чтения, а не к обычной комедии, так что и здесь Линкей оказывается «новатором».}
2. Как я уже говорил [ср.126е], Каран устроил свой свадебный пир в Македонии. Приглашено было [сто] двадцать человек. Едва они возлегли, каждый тотчас получил в дар по серебряному фиалу. Еще они не взялись за еду, как хозяин возложил на каждого золотой венок стоимостью в пять золотых. Когда же они осушили свои фиалы, всем подали одинаковые [d] караваи хлеба на медных блюдах коринфской работы, {2} а также кур {3} и уток, вяхирей, гусей и прочей снеди, нагроможденной в изобилии. Каждый, взяв кушанье, передал его вместе с блюдом стоявшему сзади рабу.