17. Поскольку мы заговорили об этом, то я должен помянуть и нашего кифареда Амейбия,
в гармонии законах искушенного. {35}
{35 Анонимный ямбический стих. }
[e] Он опоздал на наш пир и узнал от кого-то из слуг, что мы уже пообедали. И пока он раздумывал, чем ему заняться, повар Софон (ср. 403е), проходя мимо, сказал ему стихи из "Авги" Эвбула (говорил он достаточно громко, чтобы все его слышали) [Kock.II. 170]:
Что ж, негодяй, ты все еще в дверях стоишь,
И не проходишь? Уж давно разделаны,
Как должно, члены теплые гусиные,
Разнесена святая поросятина,
На фарш пошел срединный круг желудочный,
Конечности давно все уничтожены,
[f] Отборная уже пошла на лакомства
Колбаска, и кальмар разжеван жареный,
Вина кувшинов девять-десять выпито.
Спеши, спеши поесть хотя б остаточков,
Как волк, здесь с пастью не торчи разинутой: {36}
{36 ...с пастью разинутой... — греческая поговорка; ср. разиня.}
Упустишь, - после закусаешь сам себя.
Или, по слову сладостного Антифана в "Приверженце фиванцев" [Kock.II.105; ср.169с]:
- Все есть у нас! И даже соименная
Хозяюшке {37} (угрица беотийская)
{37 ...соименная хозяюшке... — по-видимому, гетера, задававшая пир, носила имя Угорь.}
(623) Нарезана, в горшке томится, булькает,
Всплывает, прогревается; и с медными
Ноздрями кто б вошел, обратно выйти бы
Не смог: так запах с ног валит, навылет бьет.
- Да, повару живется припеваючи!
- А рядом с нею - день и ночь постившийся {38}
{38 ...день и ночь постившийся... — Весь отрывок представляет собой пародию на напыщенный трагический стиль. О кестрее-постнике (род кефали) см. 306d-308d.}
Кестрей лежит, от чешуи очищенный:
Посыпан солью, наизнанку вывернут,
Шипит, пищит румяный и поджаренный,
[b] А рядом раб на рыбу брызжет уксусом,
Ливийский стебель сильфия отломанный
Божественным сияньем ворожит ему. {39}
{39 ...Божественным сияньем... — Листья сильфия имели золотистый цвет (Плиний. «Естественная история». XIX.3. 45). Клейкий сок, высоко ценившийся как приправа, выжимался из листьев.}
- Кто скажет, будто больше нет волшебников?
Пока ты ворожил, {40} троих уж вижу я,
{40 Пока ты ворожил... — Повар уподобляется чародею, крутящему волшебный волчок.}
Твою стряпню жующих с наслаждением.
- Кальмар с согбенным телом каракатицы,
Пророк обеда, голод возбуждающий,
Кинжалами-руками ощетинившись,
Уже простился с плотью белоснежною
[c] Под розгами углей и, подрумяненный,
Всем телом веселится. Заходи ж теперь,
Иди, не медли! Надо нам, позавтракав,
Страдать, коль вообще страдать приходится.
А в ответ ему Амейбий громко и кстати произнес стихи из "Кифареда" Клеарха [Kock.II.409]:
Речных угрей себе частями клейкими
Прочисти глотку. Ими ведь питается
Дыханье и мясистее становится
Наш голосишко.
Все шумно захлопали и в один голос пригласили его войти. Он вошел, [d] выпил, взял кифару и привел нас в совершенный восторг - такова была и беглость игры, и приятность голоса. Я клянусь, он ни в чем не уступит другому, древнему Амейбию, о котором Аристей пишет в книге "О кифаредах", что он жил в Афинах возле театра, и когда выходил петь, то ему платили по аттическому таланту в день.
18. А о музыке мы вели разговоры день за днем, и одни говорили [е] одно, другие другое, но все сходились в похвалах этой веселой образованности.
Масурий, мудрость которого во всем была превосходна (не уступая никому в толковании законов, он всегда охотно рассуждал на музыкальные темы, ибо сам неплохо музицировал), сказал: "Любезные друзья! Комедиограф Эвполид сказал [Kock.I. 347]:
И музыка - глубокий труд, мудренейший,
[f] всегда открывает пытливым умам что-либо новое. Поэтому и Анаксилай говорит в "Гиацинте" [Kock.II.272]:
Клянусь богами! Музыка, что Ливия:
Год минет, и она зверюгу новую
Рождает.
Так, друзья мои, и "Кифаред" у Феофила говорит [Kock.II.474], что великое
Богатство, и надежное, есть музыка
Для всех людей ученых и воспитанных.
Она воспитывает характер, усмиряет пылких и смягчает спорящих. (624) Так, пифагореец Клиний (по словам Хамелеонта Понтийского) [Diels "Vorsokr."3 1.342], человек образцового поведения и нрава, всякий раз, как чувствовал приступ гнева, брал лиру и начинал играть; его спрашивали: "зачем?", а он отвечал: "Усмиряю себя". И еще гомеровский Ахилл "услаждал свое сердце лирой" [Ил.IХ.186], которую он, по словам Гомера, одну оставил себе из добычи, отбитой у Эетиона, и которая одна могла успокоить его пылкий нрав. Во всей "Илиаде" он единственный так [b] занимается музыкой. {41} А что музыка даже излечивает болезни, пишет в книге "О вдохновении" Феофраст [frag.87 Wimmer]: кто страдает седалищным нервом, у тех проходит боль, если над этим местом что-нибудь сыграть во фригийском ладу.