– Кроме того, мой кот сообщил мне, что чувствует магию в районе Макушки, – прибавила Грантайре. – Поэтому мы в какой-то мере были готовы к тому, что обнаружили.
– Вот именно – в какой-то мере, – проворчал эдил.
«Ты укусил Кессиаса?» – спросил Лайам.
«Иначе он бы не сдвинулся с места. Я кусал осторожно и не прокусил даже кожи».
– Фануил сожалеет, что причинил вам беспокойство, – извинился Лайам перед приятелем, в глубине души потешаясь.
Кессиас буркнул что-то невнятное, а потом медленно произнес:
– Мне не нравится, что мы не сумели предугадать их планов. Еще чуть-чуть, и дельце могло стать опасным.
– Могло стать?!
– Дезидерий применил весьма непростое заклятие…– задумчиво сообщила волшебница. – Превращение материи – сложная штука. Он, наверное, догадался, что кто-то за ним следит.
– Нет, погодите! Вы говорите – дельце могло стать опасным? Значит, по-вашему, только могло? – вновь возмутился Лайам.
– Реликвия по-прежнему не у нас, – напомнила Грантайре, не обращая внимания на возмущение Лайама. – Нам следует ее отыскать.
– У Окхэма камня нет, – сказал уязвленно Лайам, пораженный черствостью своих спутников. Он успел пошарить в карманах лорда, когда проверял, дышит тот или нет.
– Ничего, кое-кто знает, где находится камень, – невозмутимо сказал Кессиас, и тут только до Лайама вдруг дошло, что его аккуратно поддели. – Вряд ли лорд отдал его чародею, но если отдал – я велю перетряхнуть всю гостиницу, мои люди умеют искать. Однако, мне кажется, в доме Окхэмов имеется тайничок, в котором эта штука себе и полеживает.
Грантайре, казалось, удовлетворилась этим ответом и замолчала, мужчины тоже умолкли. Чем ниже они спускались по Герцогской улице, тем больше на ней становилось народу. Все встречные горожане – и в карнавальных масках, и без таковых – были изрядно навеселе. После того как какой-то разыгравшийся паренек попытался погладить дракончика, Лайам велел фамильяру не мозолить людям глаза. Фануил тут же вспорхнул с плеча Грантайре и взмыл в небо, приведя в несказанное изумление толпу подгулявших селян.
Глядя на перекошенные физиономии добропорядочных пахарей, выбравшихся в город за впечатлениями, Лайам послал Фануилу вдогонку насмешливое замечание:
«Ты только что сделал эти праздники самым грандиозным событием в жизни этих людей».
Ответить уродец не соизволил.
На площади Окхэм стал приходить в себя. Он даже пошел, правда, подволакивая ноги и спотыкаясь на каждом шагу.
Отмечающий пиры побирушек люд заполонил всю площадь, но толпа не была плотной, она бурлила, образуя подобия больших и маленьких водоворотов. Горожане смеялись, танцевали и пели, сталкиваясь, перемешиваясь, задевая друг друга локтями. Шутники в маскарадных костюмах то и дело приставали к идущим, однако, разглядев бородатое лицо эдила, тут же спешили ретироваться.
Возле казармы на них наскочил обезумевший от волнения стражник.
– Эдил Кессиас, тут случилось такое! Такое… такое!.. – Малый стал заикаться. Кессиас вытаращил глаза.
– Эй, Тэн, отдышись, успокойся. Дай нам хотя бы войти.
Стражник дороги не уступил и попытался опять что-то сказать, но Кессиас отмахнулся.
– Дай нам войти! – рявкнул он и двинулся вперед, как таран, увлекая Окхэма и Лайама за собой. Тэн живо отпрыгнул в сторону. – Мне обо всем доложит сержант.
Тэн потащился следом, продолжая бубнить:
– Но сержанта сейчас нет, мастер эдил, он отбыл туда… где… ну, в общем, туда, где это… ну где все это вышло…
Лайам от души пожалел бедолагу. Эдилу, особенно если он вдруг упрется, трудненько что-нибудь втолковать, а уж его широченной спине и подавно. Но Окхэм внезапно обмяк и стал опять приволакивать ноги, поэтому подъем по ступенькам доставил сопровождающим немало хлопот.
Казарма была пуста. С первого взгляда становилось понятно, что ее покидали в спешке – всюду валялись опрокинутые стулья, а кочерга, которой ворошили поленья в камине, так и осталась лежать на угольях, ее кончик уже раскалился докрасна. Возле бочки с вином, установленной посреди помещения, стояла Мопса и с интересом принюхивалась к содержимому оловянной кружки.
– А ну, мелюзга, брысь под лавку! – заревел Кессиас. Девчонка выронила кружку и отпрыгнула в сторону. Удивление и испуг на ее лице мгновенно сменила презрительная ухмылка. – Тэн! Ты что, не можешь уследить за ребенком?
– Идемте, – пропыхтел Лайам, краем сознания гадая, почему маленькая воровка болтается тут. – Давайте упрячем его за решетку, а уж потом разберемся со всем остальным.
Лайам знал, что тяжелая крепкая дверь в дальнем конце казармы ведет к тюремным камерам, но никогда еще там не бывал. Тэн, подчиняясь приказу эдила, нашел связку ключей и принялся возиться с замком, испуганно вжимая голову в плечи.
Наконец дверь открылась, за ней обнаружился коридор, одну из стен которого образовывал ряд забранных решетками каменных ниш, живо напомнивших Лайаму семейный склеп Присцианов. В неверном, колеблющемся свете двух факелов эта – скорее всего, парадная – часть тюрьмы выглядела весьма мрачно.
Три ближайшие камеры были заняты, их обитатели приветствовали вошедших пьяными выкриками. Четверо молодых людей в маскарадных костюмах затянули весьма непристойную версию милой праздничной песенки. Однако, заметив Грантайре, гуляки тут же умолкли, а их коновод, бормоча извинения, попытался отвесить даме низкий поклон, но в результате лишь крепко стукнулся лбом о железо решетки.
Грантайре поджала губы, всем свои видом показывая, что лорда следует поместить подальше от нахальных юнцов.
В конце концов из ряда одинаковых камер выбрали ту, что располагалась на повороте тюремного коридора. Лорда отпустили, и он бесформенным мешком осел на пол, а потом повалился навзничь. Какое-то время все молча его рассматривали: Кессиас – с удовлетворением, Грантайре – с нетерпением и некоторой неприязнью, а Лайам, глядя на Окхэма, испытывал лишь нечто вроде недоумения. Красавец лорд лежал на каменном полу, безвольно разметав руки и ноги, и в целом являл собой довольно трогательное и жалкое зрелище. Как-то не верилось, что этот лощеный аристократ мог хладнокровно убить двоих человек и в течение двух дней так мастерски морочить следствию голову.
«Не забывай, что тебя самого он тоже собирался убить, – напомнил себе Лайам, впрочем совершенно беззлобно. – Интересно, какую часть стоимости камня лорд уступил Дезидерию, чтобы тот меня уничтожил? Или харкоутский маг предложил свои услуги бесплатно – из особой ко мне приязни?»
Лайам хлопнул в ладоши, чтобы прогнать ненужные мысли.
– Пожалуй, нам понадобится вода.
– Эдил Кессиас! Выслушайте меня! Там завернулись такие дела, что… ну, в общем, такие дела, что я просто не знаю… – в отчаянии заголосил стражник сквозь прутья решетки.
Кессиас устало повернулся к нему.
– Да-да, Тэн. Говори, я весь внимание. Ренфорд, вы ведь разберетесь с ним сами? – Эдил указал на Окхэма. – Узнаете, где камень, и все такое? Мастер Тэн лопнет от нетерпения, если его не выслушать прямо сейчас. А теперь, приятель, давай выкладывай, что тебя так тяготит, – и Кессиас вышел из камеры.
Голос стражника потонул в воплях пьяных гуляк, которые вновь затянули песню. Лайам покачал головой и сказал:
– Стражникам в праздники не позавидуешь.
Грантайре кивком указала на Окхэма.
– По-моему, вы ударили его слишком сильно.
Лорд уже сидел, он сжимал голову руками, мотая ею из стороны в сторону.
– Не так уж и сильно. Немножко воды – и он будет в полном порядке, – сказал Лайам. В душе он все же стыдился – это был коварный удар. – Сейчас я приду.