Выбрать главу

Скорее бы приехал Павлик! Она тут же заставит его сделать ей предложение, и переедет в шикарный особняк Резников. Вот там люди действительно живут, по-настоящему! Это же надо — на крыше дома у них специальная вертолётная площадка. А в аэропорту у Анатолия Максимовича в ангаре стоит собственный самолёт, который два раза в неделю гоняют за свежими листьями эвкалипта для этих придурочных коал. А ветеринар чего стоит! Глупый, чрезвычайно щедрый Резник платит ему бешеные тысячи, годовое содержание этого идиота составляет порядка восьмидесяти тысяч долларов. И за что? Этот Джонни одевается, как бомж, думает и говорит только о своих коалах, и ни на что другое больше не способен. Зачем ему эти деньги?

Другое дело Любовь Андреевна! Она не перетруждается, руководит каким-то благотворительным фондом, то ли для детей — сирот, то ли для инвалидов. Она специально пригласила на постоянное проживание в свой дом личного парикмахера, косметолога, массажиста. В доме у них есть специальный тренажёрный зал, где она отрабатывает свои упражнения с личным тренером. Когда Мила будет её невесткой, она тоже станет пользоваться всеми благами этого дома. Вернее, не дома, а настоящего дворца. Это она живёт в жуткой, пусть и трёхкомнатной, с евроремонтом, конуре. А Резники живут в пятиэтажном особняке. Шикарное, в классическом стиле, с белыми колоннами, зелёными лужайками, роскошными клумбами, с бассейном под стеклянным куполом, сооружение похоже на Белый дом. Даже не скажешь сразу, что в нём живёт одна семья. На первом этаже у них тренажёрный зал, подсобные помещения, и громадная, оборудованная современной бытовой техникой кухня. Ещё там располагается прачечная и винный погребок. На втором этаже — столовая, в которой можно принять сотню гостей, гостиная с камином и кинозал. И, кажется, гардеробная комната. На третьем — спальни хозяев и Павлика, и комнаты для гостей. И, конечно же, каждая комната оборудована своей ванной и туалетом. На четвёртом — рабочие кабинеты и оборудованные места для парикмахера, массажиста и косметолога. А на пятом — оранжерея, зимний сад и огромная веранда с балконом, на которой летом все собираются и пьют чай.

Ну и, конечно, на многокилометровой территории находится ещё один дом — для прислуги и обслуживающего персонала. Кухарки, охранники, горничные, садовники, водители, телохранители, штат помощников и прочие и прочие — все они живут гораздо лучше Милы. Уж, во всяком случае, получают они приличное жалованье, плюс бесплатное жильё и еда.

Мила взволнованно поднялась с дивана и заходила по комнате. Подумать только, скоро всё это будет принадлежать и ей тоже! Какая же она была дура, когда пять лет назад отвергла предложение юного Паши Резника. Но тогда она была исполнена сумасшедших надежд и радужных планов по части сольной карьеры, она тогда была чуть ли не на вершине Олимпа, и предложение друга детства Павлика прошло мимо её ушей. Она тогда, кажется, даже высмеяла его. Мол, кто ты такой — сынок олигарха? А я — знаменитость, причём карьера моя сделана мною самой, а ты есть только за счёт своего папочки!

Эх, подсказал бы кто-то ей, молодой и наивной, что карьера карьерой, а тыл должен быть надёжно обеспечен! Ну кто мешал тогда Миле Илиади выйти замуж, и продолжать петь? Робкий, деликатный Павлуша ни за что не стал бы вставлять ей палки в колёса! Но зато теперь, когда её сольная карьера провалилась, она жила бы спокойно, и в ус не дула. Даже не так! Её карьера бы никогда не провалилась с денежками Резника. Уж тот-то не пожалел бы, отстегнул щедрую сумму на новый альбом для невестки.

Миле внезапно пришла в голову идея, и она выскочила в зал, где отец продолжал дымить своей трубкой.

— Слушай, — начала она, — а почему бы тебе не обратиться к Резнику? Вы же с ним друзья, и он может дать тебе денег на мою раскрутку!

— Когда в дружбу вмешиваются деньги, это уже перестаёт быть дружбой, и становится деловым сотрудничеством, — попыхивая трубкой, как Шерлок Холмс, сказал Владимир Ильич.

— Вообще-то смею напомнить, — ехидно начала Мила, — что я — твоя дочь! А близкородственные связи всегда выше дружеских!

— Толик прежде всего бизнесмен, — спокойно ответил отец, — и не даст денег на заведомо проигрышный вариант, устаревший проект!

— Это я — устаревший проект?

От обиды на глаза у Милы навернулись слёзы. Она схватила одну из китайских ваз семнадцатого века, которые собирал Владимир Ильич, и с удовольствием грохнула ею о паркет. Ей доставило несказанную радость видеть боль и отчаяние в глазах отца — те же самые чувства, которые он не желал разглядеть в глазах дочери.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

— Здравствуй, Тася, здравствуй, Настенька, — скороговоркой поздоровался с родственницами жены Анатолий Максимович Резник.

Когда он вышел к ужину, приехав с работы пораньше, то застал обеих родственниц уже поглощающими пищу. Он досадливо обругал себя, что забыл про приезд дам с Украины, и специально торопился домой, чтобы побыть с женой. Ведь за последние месяцы, когда готовилось слияние двух компаний, он почти не видел её. И, в кои-то веки решив оправдаться ранним возвращением домой, встретил Настеньку и Тасю — племянницу и сестру Любы.

Почему он не любил ни ту, ни другую, он уже точно не помнил. Просто где-то в голове отложилось, что был какой-то негативный случай, связанный с этими женщинами. А вот какой… Но теперь ассоциативная память услужливо напоминала ему, что этих дам он только терпит.

Резник положил льняную салфетку на колени, и позволил прислуге обслужить себя. Ирина, работающая в его доме много лет, положила ему в тарелку кусок нежно-розовой, с хрустящей корочкой, свинины, и придвинула поближе тарелку с греческим салатом. С некоторых пор Анатолий Максимович стал замечать, что у него появляется брюшко, поэтому ему пришлось отказаться от гарниров и десертов. Он заметил, что перед упитанными родственницами стоят тарелки, полные всякой снеди — женщины активно поглощали пирожки с мясом, свинину, бутерброды с красной и чёрной икрой, калорийный салат из копчёной курицы с ананасами, и многое другое, что в изобилии стояло на столе.

— Ну, как доехали? — обратился он к здоровой, похожей на гренадёра Тасе. Над верхней губой у неё торчали жёсткие усики.

— Та мы летели, на самолёте, — с непередаваемым хохляцким говором ответила та. — На поезде долго и муторно… Та вы кушайте, кушайте…

Резник принялся за еду. Такое чувство, будто это он в гостях у них, а не они сидят за его столом. Это фрикативное «г» его просто убивало. Он вовсе не был против украинцев, и обычно никогда не раздражался, слыша чужую речь. Но только не в этом случае. Отчего — то и Тася, и Настенька так выговаривали букву «г», что казалось, будто они говорят её в последний раз в своей жизни — слишком громко, с надрывом, словно издеваясь над ним.

— Мы не на долго, — начала Настенька, умильно глядя на него маленькими поросячьими глазками, — на три чи четыре мисяца…

Резник чуть не поперхнулся маслиной из салата. Целый квартал — разве это считается недолго? И вообще, почему эту дебелую, с рыхлым телом перезревшую девицу называют Настенькой? По мнению Анатолия Максимовича, имя Настенька подходит хрупкой, очаровательной девушке с большими глазами, а не этому свиноподобному существу с вытравленными перекисью, жёсткими волосами.

Ей бы тоже не помешало сесть на диету, для такой молодой особы, только что закончившей школу, она непомерно толста. Но ей, кажется, было наплевать на это. Девица с удовольствием уписывала вкуснейшие, калорийные пирожки с печенью трески, и в ус не дула. Хотя нет, в ус не дула её мамаша, у Настеньки усов не было…

Резник хохотнул. Люба, питавшаяся преимущественно салатами из овощей, подозрительно взглянула на него. Он отвёл взгляд и, стараясь быть гостеприимным, снова спросил: