Окруженная зелеными вершинами, омытая чистым ручьем с форелями, освещенная зеленым светом крон деревьев, затерянная в горах деревня с кованым крестом над церковью для Иоганна Венцеля Второго, для его жены и детей, для его отца и деда, для их отцов и праотцев, даже для Адама, родившегося в 1580 году, и даже для его предков всегда была родиной.
Это Анна Йозефа, урожденная Бюн, поет маленькой Анне колыбельную. Я вижу ее через лупу, поднесенную к глазам, я смотрю сквозь стену дома. Маленькая Анна лежит в колыбели: соломенный матрас и перинка застелены белым полотном, на маленькой Анне льняная рубашечка, льняной чепчик; на Анне Йозефе белая льняная рубаха и белая нижняя юбка, а поверх них — юбка и жилетка тоже из льна, но покрашенные в коричневый или синий цвет, и льняной фартук. Рубашка, нижняя юбка, фартук, почти все постельное белье — простыни, пододеяльники — все это было, приданым Анны Йозефы, она сама пряла для него пряжу; лен, из которого она скручивала нить, она своими руками трепала, молотила, взбивала, чесала. Пряжу она отнесла к ткачу, а потом забрала готовую холстину, раскроила, сметала, сшила, постирала, в солнечный день принесла на луг, там она раскладывала вещи на траве, постоянно сбрызгивая водой, а когда начинался дождь, сворачивала и заносила в дом, дожидалась другого солнечного дня и снова выносила их на луг, и так, пока они не начинали ослепительно сиять, как свежевыпавший снег. Так делали ее мать, бабка, так испокон веку делали все женщины в округе. Льняные рубашки шила она, когда вышла замуж, и своему мужу Иоганну Венцелю, и своим детям.
Теперь она сидит на деревянной скамеечке, напевая колыбельную маленькой Анне, перед ней стоит прялка, она двумя пальцами вытягивает волокна с колеса, скручивает их в нить, готовая нитка наматывается на шпульку, которая приводится в движение ремнем, перекинутым через колесо, а колесо, в свою очередь, вращается от педали. До замужества она по вечерам сидела с другими девушками деревни и пряла пряжу для своего приданого. Должно быть, это были веселые вечера, они рассказывали друг другу истории про привидения, истории, героями которых были колдуны и ведьмы, блуждающие огни и призраки. Иоганн Венцель, как и все парни его возраста, наверняка тоже бывал там.
Анна Йозефа и Иоганн Венцель вечерами в прядильне; несмотря на то что у нас нет их изображений, я хорошо представляю себе и ту, и другого, я придаю их лицам черты родственников, родившихся позже, черты, которые я знаю по фотографиям, Анне Йозефе я придаю свои собственные черты, ведь кое-что перешло от нее ко мне. Я вижу молодую Анну Йозефу, как она снимает готовую нитку с прялки, незаметно поглядывая в сторону Иоганна Венцеля, Иоганн Венцель тоже то и дело бросает на нее взгляд, Анна Йозефа краснеет под его взглядом, глаза у нее блестят, она неловко скручивает нить — в такие вечера работа у Анны Йозефы не спорилась, нить выходила жесткая, узловатая, и из нее вряд ли можно было соткать полотно для распашонки. Позже они, наверное, выходили из прядильни вместе, и, по всей вероятности, Иоганн Венцель нес прялку, может быть, и ночи были теплые, и луга не скошены, и они шли вдвоем вдоль опушки леса и домой не спешили. Их первый ребенок появился на свет спустя пять месяцев после свадьбы.
Ветер, ветер, не гуди, нашу лялю не буди.
Время от времени Анна Йозефа смачивает пальцы, которыми она скручивает нить, в кувшине с водой, стоящем на прялке. Ногой нажимает она на педаль, педаль приводит в движение колесо, колесо вертит шпульку, а шпулька наматывает нить. На шесте петух кричит, на крыльце мужик рычит. Искусство прядения Анна Йозефа переняла у матери, и прошло много времени, прежде чем она овладела им, искусством так мягко, так равномерно прясть нить, чтобы из нее можно было соткать добротное полотно, из которого, к примеру, сшита распашонка маленькой Анны. С тех пор прошло слишком много времени, уже трудно представить себе, что она вообще могла это делать, сегодня, когда всю работу выполняют только машины, а рука человека лишь нажимает кнопки. Важно было не только то, до какой степени тонка и мягка льняная нить, но и то, сколько таких нитей Анна Йозефа вытягивала с колеса прялки, как сильно она нажимала большим и указательным пальцами на нить — нитка, которая наматывалась на веретено, от этого и становилась мягкой или жесткой, тонкой или толстой, нежной или грубой. И потому годилась либо на распашонки, наволочки и простыни, либо на мешки для муки. С тех пор прошло слишком много времени, сейчас трудно представить себе, что удавалось выткать доморощенным ткачам на примитивных ткацких станках, состоящих из рамы и планок, и как это полотно превращалось потом в белье или покрывала. Нужно было натянуть тысячи тонких нитей, многие тысячи раз ткачу приходилось нажимать на педаль, бросать челнок и ткацким гребнем прижимать нитку к предыдущим ниткам утка, два раза, три раза, не очень сильно и не очень слабо, десять тысяч раз одно и то же движение рук и ног, десять тысяч раз рука протягивается к челноку, в котором лежит веретено, к нити, равномерно намотанной на палочку из тростника или бузины. Десять тысяч раз туда и обратно, вверх-вниз, вперед-назад, денно и нощно, пока холст не будет готов и потом продан, часто по очень низкой цене. Богатыми ткачи не становились никогда. Всего, что они зарабатывали, хватало на картошку, чесночный суп, очень редко на мясо, жир, яйца и муку, из которой они делали тесто для капустных пирогов. Капусту для этих пирогов они выращивали на маленьком кусочке земли, который у них скорее всего был. Во всяком случае, я, родившаяся много позже, так себе это представляю. Иоганну Венцелю Второму и его домашним жилось, наверное, получше. Они выращивали на своих полях кукурузу и картофель. Зимы были снежными, почва получала достаточно влаги. Лен рос хорошо, хотя сеяли его только в начале мая. Если сорняков на пашне оказывалось немного, если не начинал дуть южный ветер, который они называли богемский ветер и от которого вянули и сгорали молодые всходы; если не начиналось массовое нашествие земляных блох и если весенние заморозки не уничтожали все подряд. К качеству земли лен был нетребователен, но полив любил вовремя. Дождик в мае — жди урожая. Если перед сбором урожая начинались дожди, лен мог зацвести еще раз. Если во время карнавального танца у девушек и женщин расплетались косы и волосы развевались по ветру, а с крыш зимой свисали длинные сосульки, стоило ожидать хорошего урожая льна.