До сих пор я опиралась на фрагменты, на маленькие островки света, которые вспыхивали то там, то тут.
Итак, Анни, через плечо у нее перекинута красная гармоника на кожаном ремне, она сидит на стуле в своей комнате, наигрывая популярные тогда песни. Снова зовет меня море, свежий ветер шумит в парусах, обращаюсь я к матери милой: помолись за свое дитя. Она долго приставала к Генриху, пока он наконец не сдался и не купил ей гармонику (теперь наконец-то с игрой на фортепиано можно покончить навсегда!), а Валерия была полностью на ее стороне. (Ведь это теперь так модно!)
Анни со своей гармоникой на площади, окаймленной деревьями, в кругу таких же девочек. Дружба остается крепкой, даже если друг вдали. Девочки держались за руки. Под липой, под липой, вечерней порой.
Девочка, в душе которой царит раздвоенность между родительским домом и внешним миром.
Отец, сидящий с партитурой возле радио. Иди сюда, говорит он, сядь рядом, ты уже большая, мы послушаем эту симфонию вместе.
Новый мир звуков, указательный палец отца скользит по нотным строчкам. Анни погружается в музыку.
Брукнер, говорит Валерия, она же в такой музыке ничего не поймет! Но Анни не уходила, она слушала и пыталась следить за нотами, ей было приятно, что ее принимают всерьез, она сидела как околдованная, пока не отзвучала последняя нота.
А потом, в диссонанс, крики на улице.
Юная смена, раз, два, скомандовала их руководительница Ева приказным тоном, и тридцать девочек заорали: Юная смена к штурму готова, выше знамена, бойцы, пением это никак нельзя было назвать.
Громче! — приказала руководительница Ева, белокурые волосы были заплетены у нее в две длинные, свисающие ниже пояса косы, девочки повиновались и заорали еще громче. Близится наше время, время юных солдат.
Если эти дети не перестанут орать свои песни, вместо того чтобы их петь, сказала учительница музыки, знакомая Генриха и Валерии, то у них, когда они вырастут, будут очень грубые голоса. Они вообще не смогут больше петь, сказала она, они полностью погубят свой голос.
Но что же можно с этим поделать? — сказала Валерия.
Анни, тогда еще маленькая, худенькая, с тонкими ногами и развернутыми внутрь коленками, с красной жестяной банкой для пожертвований, украшенной свастикой, бежит по переулкам города Б., прошу вас жертвовать в пользу АЗПФ (Акции зимней помощи фронту). Валерия, предъявив одежную рейхскарточку, добыла для своей дочери униформу, сшитую в специальной мастерской, она была великовата, темно-синяя юбка доходила до икр, белая блузка без рукавов топорщилась складками на узкой груди, рукава штормовки были слишком длинны, их пришлось подвернуть внутрь, а запас подшить крупными стежками. На шею повязали черный треугольный галстук, задний угол галстука должен был выступать из-под воротника блузки, два передних конца были скреплены желтым кожаным узлом. На лацкане куртки был прикреплен эдельвейс из серого металла. На левом рукаве нашивка — черный треугольник с надписью Нижний Дунай. В таком виде, натянув на худые ноги коричневые вязаные хлопчатобумажные чулки, в высоких коричневых кожаных ботинках на шнуровке, Анни широким размашистым шагом пошла по площади Адольфа Гитлера и не забыла по дороге заглянуть к Лише, их бывшей кухарке, чтобы показаться ей в новом роскошном наряде. Доброе лицо Лиши омрачилось, когда она увидела свою любимицу в таком облачении. Хорошо же они тебя разукрасили, пипинко, сказала она.
(Бернхард в то же время: темно-синяя суконная форма — брюки и китель, под кителем светло-коричневая рубашка, черная кожаная портупея, на металлической пряжке выгравированы слова кровь и честь. Ко всему прочему через плечо у Бернхарда перекинут двойной ремень, на котором прикреплен медный крюк, а на крюке — малый концертный барабан, медный крюк отлит в форме имперского орла. На рукаве у Бернхарда красовался треугольник с вышитым на нем словом Вена, в 1942 году этот треугольник заменили другим — с надписью Богемия и Моравия, его пришила на рукав мать.)
Родина гитлерюгенда — это партия, и так будет всегда!
(Бернхард, барабаня в малый концертный барабан, проходит по Шенбруннерштрассе, потом по Брюкенгассе, потом по Гумпендорферштрассе. Впереди руководитель музыкальной процессии, вскидывая штандарт и снова опуская его, в роскошном наряде, на плечах эполеты с красно-серебряной бахромой, за руководителем — концертные барабаны, потом флейты, потом фанфары, а за ними армейские барабаны. А после них, как рассказывает Бернхард, на подобающем расстоянии шел знаменосец, и за ним уже процессия обычных членов гитлерюгенда.