Страх, о котором Генрих не говорит и не говорил никогда, страх, который он вырезал, прогнал из своих воспоминаний, а может, он стыдится своего страха, не хочет даже думать об этом, так как страх был позором для солдата, так как страх был под запретом.
Им следовало быть героями, отважно служить родине душой и телом, они должны были храбро смотреть в глаза геройской смерти. Так они были воспитаны, и это же запечетлевалось потом в каменных, бронзовых, железных фигурах геройских памятников и мемориалов. Страх — неотъемлемая часть образа того молодого человека, который позже стал моим отцом, и я включаю страх в этот образ.
Нужно вызвать в памяти исторические даты и события: 18 января 1919 года в министерстве иностранных дел в Париже была открыта мирная конференция с участием семидесяти делегатов 27 стран-победителей. 10 октября того же года последовало подписание мирного договора с Австрией в Сен-Жермене. Австрии пришлось уступить Южный Тироль до Бреннера, Триеста, Истрии и Далматин, а также территории в Каринтии и Крайне. Она должна была признать суверенитет Венгрии, Чехословакии, Польши и Югославии. Название Немецкая Австрия, так же как и присоединение к Германскому рейху, были запрещены. Разрешалось иметь профессиональную армию в количестве 30 тысяч человек.
Австро-Венгерская монархия была разбита, большая родина распалась на несколько маленьких.
В октябре 1918 года в Праге была провозглашена Чехословацкая республика.
11 ноября император отрекся от престола.
29 ноября в Мэриш-Трюбау Адальберт, возвращаясь с Цвиттауерштрассе, где он был в гостях у друга, услышал многочисленные выстрелы. Со стороны городской площади ему навстречу бежали люди. Адальберт пошел дальше, до того места, где Херренгассе выходила на городскую площадь, увидел беспорядочно разбегающихся в разные стороны людей, он услышал крики, увидел человеческие тела, лежащие на земле.
Позже он рассказывал дома, что это были чешские войска, они маршировали на городской площади, а на северной стороне площади собралась огромная толпа, которая наблюдала за солдатами. Как ему рассказали, солдаты внезапно открыли огонь по толпе.
Может быть, солдаты подумали, что с северной стороны площади, где собралось много людей, им угрожала опасность? Может быть, кто-нибудь там угрожающе поднял руку? Или из толпы доносились крики? Или же солдаты поддались на провокацию, неправильно восприняли движение толпы, и у них сдали нервы?
Адальберт думал, что солдаты стреляли со страху.
На городской площади в Мэриш-Трюбау остались лежать мертвыми три женщины, из них две работницы и одна — жена столяра, и еще двое детей, девочка по имени Гермина Фишер и мальчик Алоиз Таушинский, ей тринадцать, а ему пятнадцать лет.
Нечто подобное, говорит отец, происходило и в других городах.
(54 убитых и более тысячи раненых в марте следующего года.
Из трех с половиной миллионов немцев в Богемии, Моравии и австрийской Силезии, прежде всего те, кто жил в окраинных областях, населенных преимущественно немцами, надеялись на референдум и на последующее присоединение к Австрии.
4 марта 1919 года появилось воззвание к мирной демонстрации. На этот день было назначено австрийское Национальное собрание, и представителей судетских немцев впервые не допустили к заседанию в австрийском парламенте. Это было сделано демонстративно, чтобы подчеркнуть симпатию к немцам Австрии и их право на самоопределение.
Во многих городах чешские солдаты стреляли во время демонстрации по безоружной толпе. Среди убитых оказалось много женщин, подростков и детей.
Референдум, на который все надеялись, не состоялся.
Мой отец, говорит теперь Генрих, и не строил иллюзий на этот счет.)
Во время публичной дискуссии о Гитлере и о временах фашизма, которую мы с Бернхардом недавно смотрели по телевизору, выступила восемнадцатилетняя школьница. Она говорила, что не надо все время возвращаться к вопросам о вине за прошлое, копаться в нем, у нее создается, впечатление, что люди по-прежнему и, главное, до сих пор так много занимаются прошлым по той причине, что им никак не разобраться с проблемами настоящего, что перед лицом этого настоящего они довольно беспомощны, и эту беспомощность они, как кажется ей, молодой, не в состоянии объективно признать.
Другой участник дискуссии счел, что заниматься вопросами прошедших эпох есть всего-навсего интеллектуальное удовольствие. Кстати говоря, проблема наших дней вовсе не Гитлер и его вина, а шансы людей на выживание, и именно их надо обсуждать, все остальное ушло в прошлое, преодолено.