Что будет, если у нас кончится нефть, сказал молодой человек, вот это действительно важно для нас, об этом мы и должны говорить.
Опасность спрятать голову в песок прошлого и, размышляя над прошлым, уделять слишком мало внимания проблемам настоящего, слишком мало заниматься настоящим.
Опасность сузить прошлое, которое некогда было настоящим, из которого произошло наше настоящее, из которого оно выросло, до цифр и дат, посвятить себя исключительно настоящему, решить, что прошлое прошло.
Утратить связь между прошлым и настоящим, не суметь в достаточной мере оценить воздействие прошлого на настоящее, слишком мало думать о том, что прошлое было настоящим, что настоящее станет прошлым.
Задуматься над словом беспомощность, которое прозвучало в дискуссии, спросить себя, не чувствовали ли те прошлые поколения, которые жили до нас, такую же беспомощность перед проблемами их настоящего.
Попытаться объяснить этой беспомощностью те ошибки в рассуждениях, которые они допустили, по крайней мере отчасти, ведь они были не в состоянии верно оценить настоящее в его связи с прошлым.
Страны и области опадали с Австрии, как осенние листья. В семье ветеринарного врача Адальберта тоже, наверное, говорили о том, что крохотное государство, оставшееся от Австро-Венгрии, от огромной империи, предоставленное самому себе, скорее всего не сможет дальше существовать, не будет жизнеспособным. Получилась слишком маленькая страна, отрезанная от промышленных областей монархии, от венгерской пшеницы, от чешского угля, от хорватской свинины, от гаваней Адриатики. Как же будет дальше жить этот карлик с раздутой от водянки головой, тогдашним городом-резиденцией, императорским городом Веной?
Все привыкли думать в больших масштабах, перестройка на масштабы поменьше понадобилась слишком внезапно, и многим было тяжело от этого. Развитие государства рассчитывали по-прежнему без учета новоявленных границ.
Генрих в те годы находился не дома, в Мэриш-Трюбау, а в Вене. Вскоре после возвращения из лазарета в Фельдбахе и полного выздоровления благодаря заботливому уходу Фридерики, он упаковал свои вещи, чтобы продолжить начатую и прерванную военной службой учебу и довести ее до конца. Он поехал на единственном поезде, который тогда был, и вечером, после бесконечно долгой поездки, достиг пограничной станции Грусбах-Шенау. Здесь он сошел с поезда и стал ждать другой, австрийский, который приходил лишь в шесть утра. Железнодорожное сообщение было ограничено до минимума из-за царящей везде нехватки угля. Генрих провел ночь, сидя на своем чемодане в переполненном, душном зале ожидания. О сне он и думать не мог. После таможенного контроля чехов и австрийцев он в конце концов сел в австрийский поезд. В то время как поезда на чешской стороне были более или менее в порядке, в этом поезде оконные стекла отсутствовали, отопление не работало, сразу после окончания войны чехи запретили вывоз каменного угля и, между прочим, пльзенского пива тоже. Генрих приехал в голодный, мерзнущий, задавленный эпидемией гриппа город. Люди собирали валежник в Венском лесу.
Не было топлива, не было света, не было продуктов. Нищие ходили от двери к двери, на улицах люди падали от голода, дети, родители которых умерли от гриппа, сами приходили в больницы и просили принять их. Чтобы выкупить кусочек мяса или пятьдесят граммов маргарина, люди занимали очередь у магазина еще в предрассветных сумерках. В декабре, когда Генрих приехал в Вену, на каждого венца приходилось в неделю полкило картофеля и восемьдесят граммов мяса, иногда к этому добавлялось сто граммов баранины. 7 декабря центральный рынок объявил о поступлении 150 килограммов яблок на всю Вену, поступило также 851 килограмм несортового мяса, 250 килограммов конины, 100 килограммов колбасы и 800 бараньих туш. Тот, кому удавалось добыть на овощном рынке немного свеклы или брюквы, считался счастливчиком.
Театры и концертные залы были закрыты, последние трамваи уходили в депо в восемь часов вечера, после сумерек двери домов запирались. В Лайнцер-Тиргартене рубили деревья на дрова, говорят, что некоторые участки Венского леса тоже были отведены для порубки с наивозможнейшей осторожностью, принимая во внимание значение лесов как места отдыха горожан.
Везде царила нужда, говорит отец, но особенно жестко она коснулась жителей миллионного города, бывшей резиденции, города, который утратил теперь свою роль и сделался слишком велик для страны, ставшей в одно мгновение маленькой. Нужда была ужасающей, цена денег понижалась день ото дня, даже от часа к часу, в 1919 году в Вене насчитывалось сто тридцать тысяч безработных, крона стоила уже около тринадцати геллеров, а в 1920 году она упала до двух швейцарских сантимов.