Через три года после свадьбы родилась дочь Анни. Когда Валерии сказали, что у нее девочка, она огорчилась, она хотела маленького шаловливого мальчонку, который хулиганит и лазает по деревьям.
А Генрих, говорят, был только рад рождению девочки. Сыновья, сказал он, всегда и во все времена были пушечным мясом.
Глава 13
На старой географической карте, которую дал мне отец, все населенные пункты обозначены тогдашними немецкими названиями. Я кладу карту на стол, надеваю очки, читаю эти названия, привычные для малышки Анни, пытаюсь вызвать в памяти ландшафты, которые я уже забыла, которые заслонены слоем бесчисленных других, увиденных позже мест, и мне удается вспомнить некоторые картины, фрагменты картин, парящих в белой мгле забвения: дома, церковные башни, силуэт цепи холмов, может быть Поллауских гор, контуры которых синели на фоне неба, когда Анни высовывалась из окна своей комнаты, даже крест на вершине одной из гор был в хорошую погоду вполне различим. Я вижу замок Фрайн, построенный Фишером фон Эрлахом, возвышающийся среди отвесных скал и темно-зеленых крон деревьев, я иду вдоль плавных изгибов Тайи, я помню силуэты Цнайма, башни ратуши, церкви Св. Никласа, Св. Венцеля, языческий храм, я рисую воображаемым карандашом на воображаемой бумаге город Никольсбург, Тафельберг, Тюрольд, Святую гору, церковную башню и княжеский замок. Я пытаюсь вернуться в мир этого ребенка, ведь говорят, что это мой мир, там водяные с выпученными рыбьими глазами и зелеными волосами шлепают по берегам заросших тростником прудов, у них перепонки на руках и на ногах, под Клентницем с треском и грохотом отодвигается в сторону скала Боттихштайн и открывает взору бесчисленные сокровища, под Виспицем танцуют огненные люди, возле Хостерлица в лунную ночь можно услышать музыку подземного золотого органа, недалеко от Вистерница скачет верхом Фридрих фон Тойфенбах, который кормит своего коня сапожными гвоздями, он проносится над водой Тайи и остается при этом сухим, ни края плаща и ни сапог не замочив, близ Трахта в Мариентайхе плавает утонувший торговец (он сам утопился в этом пруду), малышка Анни знала его, а я забыла его имя.
Замок Айсгруб, построенный в стиле тюдоровской готики, я срисовываю с цветной гравюры на стальной пластине, которая уже много лет висит на стене над моим письменным столом, я представляю огромный парк с прудами, газонами, клумбами, с ручьями и мостиками, с небольшими храмами и восточной башней, Анни была в этом парке с родителями летним днем приблизительно между 1934 и 1937 годами. (Ты помнишь? Да, я помню.)
Я представляю бесчисленные фруктовые деревья по краям полей, кусты терновника, заросли акации, шиповник на обочине лесных и полевых дорог, перекрестки этих дорог и Выбеленные часовенки. Фасады и фронтоны домов горожан Цлабингса, украшенные сграффито, кажутся мне декорациями из какого-то фильма, ненастоящий мир, утонувший мир, бесконечные товарные поезда, груженные сахарной свеклой, идут в Лунденбург, от которого у меня в памяти остался только вокзал, полевые маки и васильки окрашивают пашню в красный и голубой цвета. Я читаю названия местечек, которые входили в словарный запас девочки Анни, Востиц и Прахлиц, Вистерниц, Штойровиц, Ириц и Попиц, название Шаквиц пробуждает зыбкие воспоминания: когда-то, в прежние времена, в середине тридцатых годов этого столетия там было сильное наводнение, Анни подслушала разговор взрослых, когда они обсуждали этот случай, Тайа, такая безобидная, мирно змеящаяся через поля и виноградники река принесла жителям ужасное несчастье, в бушующих потоках перевернулся паром, утонули дети, да, именно ужас детской смерти, о которой потрясенные взрослые сообщали друг другу, обсуждая подробности, ворвался в сказочный мир Анни, память закрепила тогдашний ужас в виде темного штриха.