Детская радость и детская боль. Запомнились лишь те печали, которые бывают в детстве у каждого, но касаются в основном тебя лично и твоей семьи. То, что выходило за эти рамки, оставило в сознании ребенка лишь слабый отпечаток.
Ты должна помнить об этом, говорят мне иногда дети, ты ведь жила тогда. Да, говорю я, но я была ребенком и замечала только то, что касалось меня лично.
Что из происходившего и грядущего, из того, чего — часть взрослых боялась, а другая часть ждала с надеждой, отпечаталось в сознании ребенка? Ничего из речи, произнесенной английским премьер-министром ночью 2 марта 1939 года по поводу Австрии. Ничего из слов премьер-министра Чехословацкой республики, сказанных в Пражском парламенте 4 марта 1938 года, об отношениях его государства с Германией. (Тем самым мы отклоняем любую попытку вмешательства в суверенитет нашего государства, однако приветствуем плодотворное сотрудничество на основах равенства и невмешательства.)
И конечно, ничего из речи федерального министра внутренних дел и безопасности доктора Зейс-Инкварта, произнесенной в Линце 6 марта 1938 года, в которой, как я смогла понять из газетного сообщения, с австрийской стороны вновь объявлено о стремлении наладить с Германией дружественные отношения и обеспечить национал-социалистически настроенной части населения в рамках отечественного фронта на основах равноправия и согласно закону возможность свободного сотрудничества в формировании политической воли.
Ничего из воззвания к Австрии доктора Шушнигга от 10 марта 1938 года (но теперь я хочу и должен знать, желает ли народ Австрии иметь отечество такое же свободное, как у немцев, такое же независимое и социальное, христианское и единое и при этом не терпящее никаких партийных склок… И посему, крестьяне и горожане, мужчины и женщины, я возвысил сегодня свой голос и призываю вас в следующее воскресенье, 13 марта сего года, на всенародный референдум.)
За речью австрийского бундесканцлера последовала длившаяся минуту буря ликования. Оркестр и хор исполнили песню Андреаса Хофера, которую все собравшиеся пели стоя, клятвенно подняв палец. В довершение всего — бурные выкрики «да здравствует Шушнигг!» и овации в честь канцлера, которые тысячекратно повторились на всех площадях и улицах, где многие тысячи громкоговорителей транслировали его речь.
Весь мир должен увидеть нашу волю к жизни; посему народ Австрии как один человек да поднимет свой голос за! В субботу, 12 марта 1938 года, было сформировано правительство Зейс-Инкварта.
Нынче железной поступью шагает история Австрии. («Новая свободная пресса», Вена, воскресенье, 13 марта 1938 года.)
Я вспоминаю трибуну, сооруженную где-то в районе Ринга, говорит Бернхард, ему тоже, как и Анни, в 1938 году было 9 лет, по-моему, трибуна стояла перед памятником Марии Терезии, то есть напротив Триумфальной арки. Я могу ошибаться, возможно, это было в каком-нибудь другом месте Ринга, но, когда я вспоминаю парад войск, отдающих честь Гитлеру, у меня перед глазами всегда одна картина: Гитлер, стоящий на трибуне, все вновь и вновь вскидывающий руку, другая, левая, рука — на животе, на портупее, так назывались поясные ремни, а на заднем плане, то есть позади Гитлера, — памятник императрице.
Тогда я впервые увидел, как идут солдаты парадным шагом с личными штандартами.
Я вспоминаю митинг на площади Героев 15 марта 1938 года, я вспоминаю, что площадь Героев кишела людьми. Там собралась грандиозная толпа. Люди забирались на деревья, на крыши домов, на фонарные столбы. Я никогда до того и никогда после не видел столько людей в одном месте. У меня в памяти запечатлелись отдельные фразы, которые тогда говорил Гитлер.
Немцы! Мужчины! Женщины!
Эта страна — страна немцев!
Такое великое чудо за столь короткий срок с Божьей помощью.
Я провозглашаю вступление Австрии в Германский рейх!
Я уже не помню, с кем я тогда ходил на площадь Героев, говорит Бернхард, может быть, с отцом, или с братом, который на десять лет меня старше, или с одним из братьев моего отца. А может быть, мы там были все, возможно, и моя мать тоже.
Возможно, говорит Бернхард, я вообще не был на площади Героев, может быть, я сам себя в этом убедил, и те фразы, которые я там якобы слышал, я на самом деле услышал вовсе не там, а позже, ведь их так часто повторяли, что мне и сегодня кажется, что я слышал их сам на площади.