По поводу слова дюны и по поводу других столь же странных слов я не делал тогда никаких выводов, говорит Бернхард.
И лагеря у них тоже со временем появились, в Гисхюбеле, летний лагерь с лагерными кострами и встречей восхода солнца, с линейками и равнениями на флаг, и руководитель процессии шпильманов носил на плечах красные с серебром погоны, ласточкины гнезда, с красно-серебряной бахромой, и резко выбрасывал вверх свой штандарт, была там и флейта, а он, Бернхард, бил в малый барабан.
Расскажи, о чем ты помнишь, просят дети, и Бернхард говорит, что может рассказать, например, о том, как в школе ему дали бумажный мешок, полный маленьких свастик из плотного картона, и поручили раскладывать их везде, где только можно, и тогда он пошел по Шенбруннерштрассе и стал рассыпать маленькие свастики по тротуару.
Одна дама, которая дружила с родителями Бернхарда, госпожа Русичка, увидела его из окна за этим занятием. Что ты там делаешь? — крикнула она, он посмотрел на нее и ответил, что разбрасывает свастики. Что за чепуха! — сказала госпожа Русичка, она тогда очень рассердилась. Иди-ка лучше домой и делай уроки.
Тогда я крикнул в ответ, что не знаю, что мне еще делать с этими свастиками, ведь мой отец сказал, что, так или иначе, процесс уже не остановить.
А больше ты ничего не помнишь? — спрашивают дети. Нет, говорит Бернхард, связные воспоминания начинаются гораздо позже. А из тех времен помню, например, случай, когда мой дядя, старший брат отца, сказал в трактире: Геринг — зажравшаяся свинья. Почти сразу после этого дядю забрали и посадили в тюрьму. К счастью, говорит Бернхард, другой брат отца знал крейсляйтера и пошел к нему, чтобы попросить за брата, который, ясное дело, был немного подшофе, когда произнес опасные для жизни слова по поводу рейхсфельдмаршала. Крейсляйтер по дружбе сделал поблажку, и дядю отпустили, наказав лишь денежным штрафом.
Если бы мой дядя Пепи не знал крейсляйтера, говорит Бернхард, дядя Адольф, который так отозвался о Геринге, пропал бы без вести.
Его бы, наверное, отвезли в концлагерь, а оттуда он бы уж наверняка не вернулся живым.
В апреле 1938 года наблюдались солнечные пятна, их можно было разглядеть невооруженным глазом через затемненное стекло.
Венский «Церковный листок молодежи» направил гауляйтеру Бюркелю письмо, в котором ответственный за переписку сообщал, что он собирается опубликовать призыв к молитве, обращенной к детям Вены, текст молитвы предполагался следующий: Боже милостивый, благослови наш великий Германский рейх и нашего фюрера!
В высших учебных заведениях Вены из-за опасности влияния чуждой крови все студенты обязаны были заявить о своей расовой принадлежности.
Во всех народных и частных школах занятия уже согласовывались с духом великого Германского рейха. Во всех классных комнатах висели портреты фюрера, обязательным было и гитлеровское приветствие.
В местечке Лаа на Тайе на колокольню местной церкви повесили первый колокол Адольфа Гитлера.
В Брюнне опубликовали сообщение о предписаниях по затемнению во время воздушных налетов — для защиты гражданского населения. Нарушения карались штрафом до 100 тысяч крон или тюремным заключением до шести месяцев.
Боксер Макс Шмелинг одерживал победу за победой, в аэропорту «Берлин-Темпельхоф» приземлился первый пассажирский самолет из Багдада.
Дамы носили узкие, однобортные весенние пальто на пуговицах, самым модным цветом был серый, в моду вошли также юбки со складками впереди и узкие отложные воротнички, вечерние платья шили из шелка, и складки на них начинались только ниже колена. Женщина, желающая выглядеть модно, носила маленькую круглую шляпку, слегка сдвинутую на висок. Основной цвет для платьев и блузок был коричневый.
Девятнадцатого мая чехи устроили демонстрацию перед Немецким домом в Брюнне, где в этот момент проходило собрание Партии судетских немцев, в собрании участвовало около 5 тысяч человек.
На южноморавском окружном празднике гимнастов в Дюрнхольце в воскресенье, 26 июня, в великолепный летний солнечный день собралось 6 500 южноморавских гимнастов и гимнасток.
Чехословацкое правительство одобрило проведение с 1 по 4 июля праздника всех немцев в Комотау. (Еловые ветки и дубовые венки украшали дома, а солнце золотило своими лучами федеральные гербы, которые сияли на стенах домов.)