Положение опасно обострилось.
Малышка Анни запомнила тогда только обрывки речи и, наверное, вообще ничего не поняла — надо полистать старые газеты и восполнить пробелы.
27 сентября 1938 года сотни тысяч людей на улицах Берлина. Огромный орел и свастика, окаймленные золотом, над почетной трибуной во Дворце спорта. Слева от трибуны стоят лидеры Партии судетских немцев, в скромной одежде серых тонов.
Гебелльс: Мой фюрер! В исторический час, когда затаила дыхание вся Европа, вы будете говорить из этого Дворца спорта, обращаясь к немецкой нации и ко всему миру.
У немецкого народа снова появилось чувство национальной чести и национального долга. Он научится действовать в соответствии с этим. Если вы позовете, он смело и решительно вступит в борьбу и будет защищать жизнь и честь нации до последней капли крови.
Мы клянемся вам в этом, и пусть Господь услышит эти слова.
Гитлер: Я прошу тебя, о мой немецкий народ: иди за мной, вы, мужчины и женщины, встаньте плечом к плечу! В этот час мы выразим нашу общую волю, она должна быть сильнее, чем любая беда и любая опасность… Мы уже сделали выбор! Пусть теперь делает свой выбор господин Бенеш!
2 октября 1938 года газеты сообщили о плановой оккупации региона номер Г. Войска под началом генерал-полковника Риттера фон Лееба вышли на долину Молдау с юга.
5 октября Гитлер был в Карлсбаде. (Я не знал, как и каким образом я однажды окажусь здесь. Но я точно знал, что когда-нибудь буду стоять на этом месте!)
6 октября оккупация была завершена.
На фотографии в газете (Гитлер в Эгере? Гитлер в Карлсбаде?) Гитлер из-под глубоко надвинутой на глаза кепки тепло смотрит на Конрада Хенляйна, который на целую голову его выше, кепка Гитлеру явно велика, она наползает на глаза до самых бровей. На заднем плане улыбается Геринг: мирная картина.
На другой фотографии — плачущие эгерландские женщины. Ликование при встрече войск.
Наконец-то наши немецкие братья из Судет могут открыто заявить о своей любви к Адольфу Гитлеру.
Никогда больше эта земля не будет оторвана от рейха.
Томас Масарик посетил городок Б., когда Валерия еще была молодой девушкой, ей доверили поднести ему на серебряном подносе украшенный виноградными листьями кубок, президент посмотрел Валерии в лицо, взял в руки кубок и сказал: хотя я противник алкоголя, но ради вас с удовольствием выпью глоток вина. (Незабываемое высказывание президента, которое в семье часто повторяли, Анни знала его, когда была еще маленькой девочкой.)
Гитлер не остановился в Б., он только проехал мимо, где-то по одной из более крупных магистралей, говорят, в городке Никольсбурге он произнес речь. Что касается визита фюрера в Никольсбург, то я и сама об этом кое-что помню, но эти воспоминания должны быть дополнены воспоминаниями родителей.
Мы поехали туда, не было такого человека, который туда бы не поехал. Мы встали на каком-то холмике у дороги, ведущей в Никольсбург, не въезжая в сам город.
Генрих один пошел в город, вернее, он попытался туда пойти, но вскоре вернулся. На улицах слишком большая толчея, сказал он, сутолока слишком большая. (Тогда, в 1925 году, во время открытия мемориала в честь героев на Поллауских горах, он из-за толчеи остался дома.)
Воспоминание об автомобиле, в котором фюрер стоял в полный рост, о людях по обеим сторонам улицы. Фюрер, говорит мать, смотрел недовольно, ему, наверное, пришлось проехать по почти безлюдным деревням. Немецкие жители пришли или приехали в Никольсбург, чехи же, понятно почему, остались дома. Да и там, где стояли Генрих, Валерия и Анни, толпа людей по обеим сторонам улицы была редкой, фюрер привык к другим масштабам почитания.
Когда Гитлер возвращался из Никольсбурга, он смотрел уже совсем по-другому, об этом свидетельствуют рассказы людей, которые тогда часами стояли на улице, чтобы иметь счастье увидеть его еще раз.
У него действительно были сияющие голубые глаза, он смотрел этим взглядом в глаза каждому отдельному человеку, во всяком случае, у каждого человека появлялось чувство, что на него посмотрели. Детей он гладил по волосам. Он пожимал протянутые руки, автомобиль ехал очень медленно, а когда люди с обочины дороги выбегали на мостовую, он останавливался. Одним словом, говорит мать, в Никольсбурге собралось достаточно много публики, и это вновь настроило его более приветливо.