— Он вам поможет.
Валландер, совершенно не зная ценности местных денег, протянул полицейскому несколько купюр.
— Кока-кола.
Глаза у полицейского расширились от удивления. Но он ничего не сказал — просто взял деньги и ушел. И скоро вернулся с ящиком кока-колы, в котором Валландер насчитал четырнадцать бутылочек. Две он открыл для себя, а остальные отдал полицейскому, который и разделил их между коллегами.
Половина четвертого. Валландер наблюдал за мухой, неподвижно сидевшей на одной из бутылочек. Откуда-то доносились звуки радио.
Вернулся Радван и знаком предложил идти за ним. Они шли бесконечной вереницей извилистых коридоров, поднимались и спускались по лестницам и наконец остановились у двери, которую охранял часовой. Радван кивнул, дверь открылась. Он знаком пригласил Валландера внутрь.
— Я вернусь через полчаса, — сказал он и ушел.
Валландер вошел в комнату, освещенную обязательными неоновыми трубками. В ней стоял стол и два стула. На одном сидел его отец, одетый в рубашку и брюки, но босой и со всклокоченными волосами. И Валландер вдруг ощутил острую жалость.
— Привет, старик, — сказал он. — Как ты себя чувствуешь?
Отец смотрел на него без тени удивления.
— Я буду протестовать, — сказал он.
— Против чего?
— Против того, что они не пускают людей на пирамиды.
— Давай-ка подождем пока протестовать, — сказал Валландер. — Сейчас главное — вытащить тебя отсюда.
— Я не буду платить никаких штрафов, — гневно ответил отец. — Я хочу отбывать наказание. Они сказали: два года. Это быстро.
Валландер рассердился было, но это вряд ли могло успокоить его отца.
— Египетские тюрьмы не слишком комфортабельны, — осторожно заметил он. — Да и любые тюрьмы. Сомневаюсь, что в камере тебе разрешат заниматься живописью.
Отец молча уставился на него. Явно такая возможность даже не приходила ему в голову. Наконец он кивнул и встал.
— Тогда пойдем, — сказал он. — У тебя есть деньги заплатить штраф?
— Сядь, — сказал Валландер. — Не думаю, что это так просто — вот так встать и уйти.
— Почему нет? Я же не сделал ничего плохого.
— Насколько я понял, ты пытался залезть на пирамиду Хеопса.
— Так я за этим сюда и приехал! Простые туристы могут стоять внизу среди верблюдов, и им достаточно, а я хотел постоять на вершине.
— Это запрещено. Кроме того, очень опасно. А если все начнут взбираться на пирамиды?
— Я говорю за себя, а не за всех.
Валландер понял, что урезонить отца не удастся. И в то же время невольно восхищался его упорством.
— Я уже здесь, и завтра я попытаюсь тебя вытащить. Или, точнее, уже сегодня. Заплачу штраф, и все будет кончено: выйдем отсюда, доедем до гостиницы, соберем чемоданы и улетим домой.
— Мой номер оплачен до двадцать первого.
Валландер терпеливо кивнул.
— Хорошо. Я полечу домой, ты останешься. Но если ты еще раз полезешь на пирамиду, пеняй на себя.
— Не так я высоко и залез, — сказал отец. — Это трудно. Там очень круто.
— А зачем тебе на вершину?
Отец подумал.
— Это мечта всей моей жизни. Вот и все. Я просто считаю, что надо быть верным своей мечте.
Разговор иссяк. А через несколько минут вернулся Радван.
— Я полагаю, забрать отца с собой прямо сейчас невозможно? — обратился к нему Валландер.
— Завтра в десять утра он должен предстать перед судом. Судья, вероятно, согласится на штраф.
— Вероятно?
— Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, — сказал Радван. — Но будем надеяться на лучшее.
Валландер попрощался с отцом, и Радван отвел его к патрульной машине, которая ждала, чтобы отвезти его в гостиницу. Было шесть часов утра.
— Я пришлю за вами машину часов в девять, — сказал Радван, прощаясь. — Надо помогать зарубежным коллегам.
Валландер поблагодарил его и сел в машину. И снова его подбросило на сиденье, когда машина рванула с места со включенной сиреной.
В половине седьмого Валландер попросил портье разбудить его телефонным звонком и без сил упал на кровать. «Я должен его вытащить, — думал он. — Если он попадет в тюрьму, он умрет».
Валландер забылся беспокойным сном, но скоро его разбудили лучи солнца, выкатившегося из-за горизонта. Он принял душ и надел последнюю чистую рубашку.