Он попробовал было имитировать походку Диоса, и, странно, между их движениями словно установилась некая связь. Вот так надо поворачивать корпус, вот так – голову, руки держи под углом сорок пять градусов по отношению к телу, ладонями вниз, и перемещайся исключительно в такой позе.
Посох верховного жреца гулко ударял в каменные плиты пола. Слепой мог бы босиком пройти по дворцу и не заблудиться, нащупывая выбоинки, оставленные концом посоха.
– Боюсь, отец наш несколько изменился с того дня, когда мы виделись в последний раз, – небрежно обронил Диос, когда они, ритмично покачиваясь, проходили мимо фрески, изображающей царицу Кафут, принимающую подношения владык Плоского мира.
– Наверное, – кивнул Теппик, несколько смущенный небрежностью тона. – Он ведь умер?
– И это тоже, – сказал Диос. Теппик понял, что жрец имеет в виду нечто большее, чем состояние здоровья царя.
Восхищение, смешанное с ужасом, переполняло его. И причина заключалась не в том, что Диос был как-то особенно жесток, дело было в том, что смерть представала просто как хлопотное нарушение извечного, устоявшегося порядка бытия. Факт смерти причинял неудобство – словно человек, которого вы зовете, куда-то вышел.
«Странный мир, – подумал Теппик. – Вечно снующие тени, и никаких перемен. И я – часть этого мира».
– Кто это? – спросил он, указывая на выделяющуюся своими размерами фреску, на которой был изображен высокорослый мужчина в головном уборе, напоминающем дымовую трубу, и с бородой, скрученной наподобие каната; мужчина ехал на колеснице над множеством скопившихся внизу человеческих фигурок.
– Его имя указано на табличке внизу, – нахмурился Диос.
– Что?
– Вот в этом маленьком овале, ваше величество, – ткнул Диос.
Теппик наклонился и стал вчитываться в плотную вязь иероглифов.
– Орел, глаз, волнистая линия, человек с палкой, сидящая птица, волнистая линия, – прочел он.
Диос поморщился.
– Полагаю, нам следует уделять больше внимания изучению современных языков, – произнес он с небольшой запинкой. – Имя его Птакаба. Он царь империи Джель, простирающейся от берегов Круглого моря до Края океана, и почти половина континента – наши данники.
Теппик вдруг понял, чем так поражает слух речь жреца. В каждой фразе Диос старательно избегал употреблять прошедшее время. Он указал на соседнюю фреску.
– А это что за женщина?
– Царица Хатлеонрапта, – ответил Диос. – Хитростью одерживает верх над Очудноземским царством. Эта история относится ко времени Второй Империи.
– Но ведь она умерла?
– Полагаю, да, – согласился Диос после небольшой паузы.
Прошедшее время явно было не по вкусу верховному жрецу.
– Я владею семью языками, – сообщил Теппик, абсолютно уверенный, что оценки, полученные по трем из них, навсегда останутся погребены в архивах Гильдии.
– В самом деле, ваше величество?
– Да, конечно. Морпоркским, ванглийским, эфебским, лаотасьонским и… и еще несколькими, – перечислил Теппик.
– О! – с улыбкой кивнул Диос и продолжил путь по коридору, слегка прихрамывая, но по-прежнему отбивая своим посохом ритм столетий. – Варварские страны.
Теппик взглянул на отца. Бальзамировщики потрудились на славу и теперь стояли рядом в ожидании, что новый фараон похвалит их работу.
Та часть Теппика, которая по-прежнему пребывала в Анк-Морпорке, рассуждала про себя примерно следующим образом: «Перед тобой мертвое тело, завернутое в материю; неужели они и вправду считают, что этим сделают ему лучше? В Анке, когда ты умираешь, тебя закапывают в землю, сжигают или отдают воронам. Здесь же смерть означает, что ты как бы немного отстал от остальных и о тебе нужно заботиться, кормить отборными яствами. Нелепая мысль – править царством в таком положении! Похоже, мертвый для них все равно что глухой, с которым просто нужно говорить немного погромче».
Но тут же прозвучал другой, более взрослый голос: «Мы правим царством вот уже семь тысяч лет. Самый низкородный крестьянин, продающий дыни, обладает родословной, по сравнению с которой родословные всяких королей могут показаться не длиннее жизней мотыльков-однодневок. Мы привыкли распоряжаться континентом, прежде чем нам пришлось продать его в уплату за пирамиды. Мы просто не замечаем существования стран, которым меньше трех тысяч лет. И этот механизм по-прежнему действует».
– Привет, папа, – поздоровался Теппик. Тень Теппицимона XXVII, пристально наблюдавшая за сыном, метнулась к нему через зал.
– Хорошо выглядишь! – воскликнул он. – Рад тебя видеть! Послушай, это важно. Пожалуйста, обрати внимание, это касается смерти…
– Он говорит, что очень рад вас видеть, – перевел Диос.
– Ты его слышишь? – удивился Теппик. – Я не услышал ни слова.
– Естественно. Мертвые говорят устами жрецов, – пояснил верховный жрец. – Таков обычай, ваше величество.
– А он меня слышит?
– Разумеется.
– Я много думал обо всей этой затее с пирамидами, и мне кажется, то есть я не совсем уверен…
Теппик наклонился поближе.
– Тетушка передает тебе нежный привет, – прокричал он и добавил: – Я имею в виду свою тетушку.
– Ты слышал, что я сказал? Слышал?
– Он посылает вам свое приветствие из скрытого завесой мира, – изрек Диос.
– Да, да, посылаю, но ПОСЛУШАЙ, я не хочу, чтобы у тебя были лишние хлопоты и чтобы ты начал строить…
– Мы построим тебе замечательную пирамиду, отец. Тебе понравится, вот увидишь. Специальные люди будут заботиться о тебе и все делать. – Теппик бросил на Диоса быстрый взгляд, ища поддержки: – Ему ведь понравится, правда?
– Не хочу никаких пирамид! – возопил царь. – В мире уйма интересного, хватит на целую вечность, а я еще ничего не успел увидеть. Запрещаю класть меня в пирамиду!
– Он говорит, что это будет вполне подобающий шаг и что вы очень заботливый сын, – изрек Диос.
– Неужели ты меня не видишь? Смотри, я поднял вверх три пальца. Думаешь, весело провести остаток смерти под кучей камней, наблюдая, как мало-помалу рассыпаешься на кусочки? Значит, вот каков твой идеал?
– Ваше величество, здесь дует, – заметил Диос. – Пожалуй, нам лучше уйти.
– Ты ведь все равно не сможешь оплатить ее!
– Мы поместим туда твои любимые фрески и статуи. Тебе понравится, – в отчаянии повторил Теппик. – Представляешь, все любимое будет рядом с тобой!
– Ему ведь понравится? – еще раз спросил он у Диоса по дороге в тронный зал. – Почему-то мне кажется, что папа вовсе не хочет в пирамиду.
– Уверяю вас, ваше величество, – ответил Диос. – У него не может быть иных желаний.
А в бальзамировочной царь Теппицимон XXVII попробовал похлопать Джерна по плечу, но без особого успеха. Окончательно сломленный царь присел возле собственных останков.
– Не делай этого, дружок, – с горечью произнес он. – Никогда не обзаводись потомством.
И вот перед ним возвышалась сама Великая Пирамида.
Гулко ступая по мраморным плитам, Теппик со всех сторон рассматривал макет. Он с трудом представлял, чем может заниматься человек внутри подобной штуки. Однако царям нередко приходилось оказываться в таком положении, и всегда при них была старая, добрая компания, так что, согласно общему мнению, скучать им не приходится.
– Так, так, – протянул Теппик. – И давно ты проектируешь пирамиды?
Птаклюсп, архитектор и практикующий строитель пирамид для знати, низко поклонился:
– Всю жизнь, о солнце полудня.
– Должно быть, интересное дело, – промолвил Теппик.
Птаклюсп взглянул на верховного жреца – тот молча кивнул.
– В каждом деле есть свои хитрости, о источник вод, – осмелился заметить Птаклюсп.
Он не привык к тому, чтобы цари разговаривали с ним просто как с человеком, и в глубине души считал, что это неправильно.
– Ага, – неопределенно выразился Теппик, делая знак в сторону стоящего на возвышении макета. – Ладно. Хорошо. Четыре стены и остроконечная верхушка. Замечательно. Высший класс. Выразительно и лаконично.