— Рядом — это где?
— Километров восемь отсюда. У нас с братом особняки в Нижних Бодунах.
— Особняки? И много их у вас?
— Только два. Один — Макса, другой — мой. Поехали.
— На мотоцикле? — содрогнулась я, вспомнив свое путешествие с Жанной.
— А на чем же еще? — удивился Громовая нога. — Ты не бойся, я хорошо вожу.
При мысли о мягкой, удобной кровати, я позабыла об инстинкте самосохранения.
— Уговорил, — зевнула я. — Поехали.
На огороженном глухим кирпичным забором участке братьев Святояровых без труда могла бы разместиться небольшая военная база. Тяжелые железные ворота, натыканные вдоль забора камеры слежения усиливали сходство с военным объектом. Большие матовые плафоны, укрепленные на стояках ворот, заливали подъездную дорожку мягким желтоватым светом.
Вытащив из кармана пульт управления, Антон нажал на кнопку, и металлические створки раздвинулись с величественной неторопливостью.
Из ворот выбежали три здоровенных дога — угольно-черный, мраморный и серый. Они приветливо махали хвостами.
— А вот и мои собачки, — с гордостью произнес Громовая нога. — Их зовут Харлей, Сузуки и Ямаха.
— Привет, зверюги!
Я слезла с мотоцикла и помахала собакам рукой.
Псы приблизились и принялись с любопытством меня обнюхивать.
— Харлей — мраморный, Ямаха — черная, а Сузуки — серая, — объяснил Антон.
В глубине необъятного участка вырисовывались контуры двух особняков.
— Мой дом слева — тот, что поменьше. Пойдем.
Брат Макса завел мотоцикл во двор, закрыл ворота и двинулся вперед. Собаки потрусили за нами.
На втором этаже большого дома горел свет. Скорее всего, именно там Аспид в данный момент разочаровывал Жанночку. Мне было страшно любопытно узнать, как идут у них дела, но мешать парочке не хотелось, и я решила отложить выяснение этого вопроса до завтра.
Большую часть комнаты, в которую отвел меня Антон, занимал громадный макет железной дороги. Там были холмы, два моста, несколько деревень, сады и даже поля с пасущимися на них буренками.
Макет меня очаровал, но еще более сильные чувства пробудила во мне большая низкая тахта, застеленная черно-белым меховым пледом, напоминающим шкуру далматина.
— Хочешь, погоняем поезда? — предложил Громовая нога. — В другой комнате у меня есть две армии оловянных солдатиков — с танками, пушками, даже ракетными установками. Можем устроить настоящее сражение.
— С удовольствием, только завтра, — зевнула я. — Перед боем полководцу необходимо выспаться.
— Значит, ты будешь спать? — в голосе Антона слишком явственно звучало разочарование.
— Если ты не возражаешь.
Лицо парня снова вспыхнуло и пошло красными пятнами. Ему явно не хотелось уходить. Не похоже, чтобы я наводила на него страх.
Я посмотрела на Громовую ногу, гадая, каково это — быть ребенком в теле взрослого мужчины, но так и не смогла поставить себя на его место.
— Может, все-таки, поиграем?
— Завтра. А сейчас — спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Антон повернулся и, цепляя ногу за ногу, неохотно поплелся из комнаты.
Я закрыла за ним дверь и почему-то обрадовалась, обнаружив на ней щеколду. Громовая нога, конечно, не псих, и агрессивности в нем, вроде бы, не заметно, но за запертой дверью я чувствовала себя спокойнее. Забравшись под мохнатый плед, я блаженно вздохнула и закрыла глаза.
Я полагала, что сразу провалюсь в сон, но ошиблась. Нервная система, возбужденная событиями этой ночи, никак не хотела успокаиваться. Перед закрытыми глазами, сменяя друг друга, вспыхивали яркие, как сновидения, картины: ночной мрак, рассекаемый светом фары мчащегося по шоссе "Харлея"; пламя костров; хищный "Убийца полицейских" с жутковатой черепашьей головой и раскраской "а-ля чужак"; украшенная драконом Спермовыжималка, поющая хвалу экстремальному оргазму.
Промаявшись с полчасика, я поняла, что меня действительно беспокоит. Сквозь тонкую тюлевую занавеску, как яркая квадратная луна, просвечивало окно соседнего особняка. Что происходит за этим окном?
Я успокаивала себя тем, что все должно быть в порядке, но, зная характер Жанны, поручиться за это не могла. Аспид — далеко не мирная овечка. Он, конечно, умнее, да и опыта у него побольше, но когда сталкиваются два таких колоссальных самолюбия, недалеко и до взрыва.
Откинув покрывало, я решительно встала с кровати. Подсматривать, конечно, нехорошо, но лучше, на всякий случай, проконтролировать, что там у них происходит.
Подойдя к двери, я взялась было за щеколду, но передумала. Нехорошо будет, если Антон услышит в коридоре мои шаги. Придется объяснять ему, почему я не сплю, а то и играть в солдатиков. Проще будет выбраться в окно, тем более, что комната находится на первом этаже.
На дворе меня сразу окружили самозабвенно виляющие хвостами доги. За двадцать минут, что мы провели вместе, их первоначальное дружелюбие успело перерасти в страстную любовь. Прежде, чем отвести меня в комнату с железной дорогой, Громовая нога пригласил меня на кухню, и предложил перекусить, а заодно и угостить чем-нибудь собак. Огромный холодильник ломился от всевозможных яств, и я, не удержавшись, с разрешения Антона, скормила зверюгам целый батон ветчины и два пакетика крабовых палочек.
Воспоминания о пиршестве еще не потускнели в памяти псов, и доги настойчиво тыкались в меня носом в надежде раскрутить меня на новые деликатесы. Особенно усердствовала Ямаха. Она терлась о мои ноги, как игривая кошечка.
— Хватит. Сидеть, — скомандовала я.
К моему удивлению, доги послушно выполнили команду.
— Молодцы. Вот так и сидите.
Я подошла к дому Макса и потянула за ручку входной двери. Она оказалась запертой. Что ж, придется поупражняться в акробатике.
Освещенное окно выходило на обнесенную металлической оградой террасу. Решетка, сделанная из витых, причудливо изогнутых полос, была явно выполнена на заказ. Чем-то она неуловимо напоминала модернистские творения Гауди.
Взобраться на террасу оказалось нетрудно. Нижняя часть фасада была облицована грубо отесанными плитами розового гранита, за которые можно было зацепиться. Дело упрощало окно первого этажа. От его подоконника было совсем недалеко до модернистской ограды.
Сидя рядком на дорожке, Харлей, Ямаха и Сузуки с живым интересом наблюдали за моими гимнастическими экзерсисами.
Перебираясь через ограду террасы, я заметила висящий на ней крошечный лоскуток ткани. Чисто автоматически я сняла его и положила себе в карман. Похоже, не одной мне пришло в голову позаниматься альпинизмом.
К счастью для меня, занавески на окне не были задернуты, хотя прикрыть их явно бы не помешало. Некоторое время я ошеломленно наблюдала за развернувшейся в комнате "битвой титанов". Второй раз за эту ночь я терзалась от комплекса неполноценности.
Не то, чтобы я никогда в жизни не испытывала буйной страсти. Влюбчивостью я страдала с трехлетнего возраста, и, вдобавок, с раннего детства питала нездоровую тягу к красавцам, суперменам и агентам спецслужб. Влюбляться было приятно и интересно, но, не имея склонности к мазохизму, страдать из-за мужчин я категорически не желала. Со свойственной мне склонностью к анализу, я принялась изучать феномен влюбленности, в результате чего совершила весьма неожиданные открытия.
Во-первых, я поняла, что нужно сделать, чтобы влюбиться, а, во-вторых, что гораздо более важно, обнаружила механизмы, позволяющие без особых страданий быстро и радикально избавиться от нежелательной влюбленности.
Благодаря разработанным мною психотехникам, мои романы доставляли мне искреннее удовольствие. В своих мемуарах (пока еще не написанных) я могла бы упомянуть и о горячей латинской страсти, и о суперменах отечественного происхождения и о многом другом. Но, хотя "синим чулком" я не была, наблюдая за страстями, разыгравшимися за равнодушным оконным стеклом, я поняла, что в сравнении с этим буйством стихий все мои любовные приключения вместе взятые кажутся столь же пресными, как флирт беззубых восьмидесятилетних стариков на вечеринке в доме престарелых.