Колька, конечно, узнал Салли, но она была почему-то без пистолета, поэтому он обернулся, чтобы увидеть, где она оставила пистолет. Но увидел девочку, сидящую к нему спиной и перебирающую ракушки. Колька повернулся в сторону мамы и Салли с ней, но их не было, только воздух дрожал, как от тепла у входа в метро.
Вдали, вдали склянки отбили двенадцать. Салли подошла к Кольке и, нахмурившись, сказала, что пора, а то опоздают к обеду, и она стала смеяться над ним, увидев, что он плачет.
Когда они шли между скалами, Салли вдруг испуганно вскрикнула, указав на бледную тень у пещеры, совсем не страшную. Колька пошел вперед, к тени, и вернулся и сказал, засовывая пистолет за широкий пояс, что это только тень. И Салли расплакалась, потому что она подумала, что это... Кащей бессмертный. Но Колька не смеялся над ней - ведь девчонкам плакать можно, потому что они так устроены. И конечно, потом Колька и Салли смеялись над этим Кащеем - откуда ему здесь взяться, бедолаге!
- Вперед, пират! - воодушевленно забасил Федор Иваныч, увидев детей.
Федор Иваныч сидел на здоровенном дубовом сундуке, закрытом на три проржавевших замка и охваченном пятью стальными полосами. Он сидел перед длинным столом, вместе с капитаном, королем, коком, бабушкой, штурманами и матросами.
Стол был загроможден едой и разной крепости питьем. И для детей были оставлены два места рядом, между его величеством и капитаном. Кулебяка сидела у стула бабушки, и пасть ее закрывалась только для того, чтобы проглотить то, что давали. А Ворса теперь пришлось отставить от стола вместе со стулом для Кольки, потому что оторвать его когти от сиденья было совсем нельзя - его несколько раз поднимали и трясли, но стула он не выпускал. Когда стул отодвинули, кот еще сидел минуты две, приходя в себя, видя перед собой только море, песок и небо, вместо еды, еды, еды! А потом с ревущим мяуканьем обрушился со стула и, волоча по влажному песку набитый живот, ринулся отнимать у Кулебяки кость. А Колька сел. И это был пир.
- Сто семьдесят шесть человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рому!!! - горланили пираты во главе со скинувшим пояс с пистолетами с широкого живота Федор Иванычем. И Колька пел. Даже сэр Ален Александр к концу песни подпел. А Салли палила в воздух.
Потом все улеглись в тени огромной пальмы, кроме бабушки, ушедшей на корабль. Через два часа проснулись, искупались, а дети из пистолетов насшибали с пальмы кокосов для всех.
На корабле уже все выпили на посошок и стали готовиться к отплытию. Затем Леппилюнтль проводил сэра Алена Александра к трапу, к ялику.
- Может, подвезти? - спросил вдруг капитан.
- Что ты! Куда?
- Да нет. Я хочу изменить курс и выйти из игры - сундук-то последний. А переломив, может, я все продолжу... ну, сказку для Феди.
- Ну нет. Я все равно - пас. Вот, может Салли. А, девочка моя?
- Нет, папа. Я с тобой. На Ветре никто не думает обо мне, кроме капиттана Леппилюнтля, а он мне как второй папа... зачем менять?
- Салли... привидений, может, и нет, - сказал король.
- Может быть, и так, а может быть, и не так... Я с тобой, папа... до свидания, мой капитан!
- До встречи, царица моей души! Good luck, Ален!
6
Медленно, медленно раздвигал желто-синие волны моря торопливым носом катер колдуна. Все шло нормально. Люда в красном купальном костюме загорала, закинув ноги на штурвал, удерживая приблизительный курс и поэтому изредка искоса взглядывая на компас - стояла на вахте. Колдун в своей каюте раскладывал пасьянс "Кровавая Мэри", и каждый раз получалось, а также пил холодный грог, который сам себе и делал для себя. А мама думала о Кольке и готовила обед на всех.
Люда говорила, что это здорово, что они отправились в плавание: ей теперь так хочется приготовить Мойсейке и сыновьям настоящий украинский борщ. Ведь это скоро уже будет - потому что вот, разыщут Кольку, и будет - тогда приключение кончится. Здорово. И она будет долго вспоминать об этом: надо же, взрослая положительная женщина и такая авантюра непонятная - будет чего рассказывать внукам. Мама, конечно, тоже мечтала, что наступит время, когда сын найдется, и они вместе отправятся домой, будут жить-поживать, добро наживать - она ласково улыбнулась - добро наживать. А вот что думал колдун про будущее, этого мама с Людой не знали, и он не говорил.
Вчера колдун сказал, что теперь все уже вот-вот завершится, и они вырвут мальчика из рук похитителей. И сказал, что они все молодцы, что так они все замечательно постарались для этого: мама, Людочка, мотористы, бравые ребята.
И вдруг оказалось, что никаких мотористов нет! Был солнечный день, штиль. Колдун, как всегда, раскладывал пасьянс, Люда, как всегда, лежала на вахте, а мама пошла вниз - принести Люде бутылку пепси из холодильника. Ближе к вечеру это было.
Под палубой не было так душно, как наверху, только в одном месте, посредине, между каютой колдуна и холодильником, выходил жаркий воздух из машинного отделения. Мама ни разу не входила туда - ведь незачем, если катер плывет и плывет, значит, все нормально. Но сейчас там было тихо внизу - они дрейфовали с выключенными двигателями. Не было на этот раз потока влажного жаркого воздуха.
Мама открыла бутылку, другую взяла подмышку и вздрогнула от прикосновения к теплой коже запотевшего из холодильника стекла бутылки. И пошла обратно. Но темнота люка, где всегда шумели машины, а сегодня нет, вдруг показалась ей такой страшной, что она испугалась за Кольку, когда он будет здесь, и свернула к этой темноте, глотнув для храбрости пепси - чтобы видели, что она не боится!
Ну, и для начала она чуть не загремела по крутому трапу. Спустилась кое-как. Над ней заскрипел петлями люк и закрылся, но, к счастью, он прищемил ковровую дорожку, и осталось немного света.
Вначале ничего не было видно, и по обшивке ласково пошлепывали волны, но маме казалось, что каждая волна пробьет обшивку, как просто бумагу. И мама подумала, что надо снова открыть люк, а то не видно бортов, что они толстые, надежные. В разных местах тускло блестело металлическое, что-то капало иногда быстро, иногда не торопясь. Отчетливей проступили очертания предметов, и мама решила пока не открывать люк.
Слева негромко стукнуло деревянное, мама резко обернулась и выронила бутылку, которая разбилась. У босых ее ног зашипели пузырьки в разлитой пепси, подмышкой стало тепло, но теперь она боялась переступить влево - и не было видно, что там шевелилось, как от ветра в этой духоте. И боялась поранить ноги и крикнуть от боли.
Струйка пота вытекла из подмышки. А влево - скосив глаза, она смогла увидеть - деревянный старинный платяной шкаф. Откуда он, и что ему бы здесь делать, фигли ж он здесь стоит? Вот там, где шкаф, что-то шевелилось без звука и дыхания. Белое, кисейное. Легкое и чистое. Господи, что это?! Как широкий рукав платья девушки из прошлого века. Но такая девушка должна была бы давно умереть, и косточки ее сгнить. Господи, да что это! Мама стояла, прижав руки с бутылкой у груди, и боялась переступить, чтобы не зашуметь, может, ее не заметили еще, может, все обойдется?
Она повернулась, осторожно отодвигая босой ступней холодные мокрые осколки, чувствуя холодное и мокрое, повернула голову. Дверца большого шкафа была закрыта неплотно, из-за дверцы свисал рукав платья, белый, воздушный. Что-то было в рукаве, что-то безжизненно свисающее. Что это может быть?! Как же! - мама вдруг поняла, - Что же может быть в рукаве платья! Рука!
Вот до шкафа три шага. И можно будет прикоснуться к руке, свисающей из-за дверцы. Закрыть шкаф, чтобы не было видно этого? Иначе она не выдержит! Надо обязательно это сделать. Она ступила осторожно, еще, еще. Протянула ладонь, надавила на дверцу, но не закрывалось.