— Когда вы родились, Шочитль? — негромко спросил Олег.
Флора ощутила, как напрягся её защитник, но впала в недоумение: при чём тут её возраст?
— В одна тысяча шестьсот сорок шестом году от Рождества Христова, — честно призналась она.
Капитан Драй вздрогнул.
— Правда? — пробормотал он.
— Конечно! Олего…
Девушка положила ладонь на сильную руку Драя, и телесный контакт открыл ей много больше, чем она могла уразуметь.
— Вы надеялись узнать у меня путь домой? — прошептала она.
— Да, — глухо ответил Олег.
— Не понимаю… — бормотала Флора. — Какие-то врата…
— Межвременной портал, — вздохнул Драй. — Это через него я попал в ваш мир, в ваше время. Я надеялся, что вы тоже из будущего, как и я.
— Из будущего?! — изумилась девушка. — Но… Разве можно путешествовать во времени?
— Я же смог, — усмехнулся Олег.
— А-а! Так вот почему я не видела вашего лица! Вы же не отсюда, вас не было среди живущих здесь! И я не могу предсказать ваше будущее. Постойте…
Она провела пальцами по мужской руке, словно ища жилку.
— Я вижу скалу у берега, похожую на опрокинутую чашку…
— Это и есть портал, — равнодушно проговорил Сухов, как экскурсовод, которому до смерти надоели посетители музея. — Такой ход между разными временами.
— Да? А ведь я видела эту скалу, когда наш корабль шёл из Испании в Веракрус. Над нею или в ней самой плавало такое красивое радужное сияние… Я такое видела чуть позже, на берегу, что за островом Косумель…
— Пирамида?
— Да-да! Древняя пирамида майя, и там тоже вилась, текла эта вот радужная лента. Никто её не видел, только я одна. А впервые что-то подобное я заметила ещё на Варварском берегу…
— Как? — вежливо удивился Олег. — В краю берберов?
— Да! Моя мать умерла, когда мне было десять лет, и отец мой, Мигель Состенес, отправился в Новый Свет, дабы утолить грусть и добыть средств, а я была отдана в монастырь в Неаполе, где и пробыла до шестнадцати лет. Когда отец прибыл за мной, мать настоятельница рада была избавиться от меня. Она шёпотом поведала отцу, что дочь его — ведьма. Я видела то, что было невидимо, распознавала людскую суть, находила воров, могла даже вылечить болезнь наложением рук! Правда-правда! Игуменья была доброй и ничего не сообщила обо мне инквизиторам, но отца предупредила…
Мы сели на корабль с другими искателями счастья и отбыли. Буря застала нас и носила по морю, пока не утихла, а мы не оказались южнее Балеарских островов — как раз на пути у берберских пиратов. Они захватили наш корабль и привели в свой порт. Нас не трогали, почти не били — берегли, чтобы продать на невольничьем рынке, а девственницы стоят дороже…
И вот, когда нас повели через пустыню, мы и прошли мимо очень старой, полуразрушенной крепости, где витало то самое радужное сияние, очень яркое. Уже был вечер, и следовало искать стоянку, но берберы обошли крепость стороной. А когда я спросила почему, один из них, одноглазый, сказал, что в крепости живут страшные ифриты, и всякий правоверный, попадая за её стены, становится их добычей. Одноглазому было скучно, и он рассказал, что по ночам в крепости бывает виден свет — это открываются врата. Всякий смертный, кто шагнёт за их порог, пропадает. И горе тому, кто повстречает человека, вышедшего из врат! Ибо оттуда являются только шайтаны… черти, по-нашему. Одноглазый называл некоторых из этих «шайтанов», которые были очень похожи на людей, а принесли берберам много горя. Какой-то «Цэ-рэ-ушник Боб», «Белый офицер», чей флот «проржавел в Бизерте», хотя, как корабли могут ржаветь?
— Понятно… — затянул Олег, понемногу оживая, увлекаясь новой надеждой. — Значит, и мне туда, на Варварский берег… Чем я не шайтан? А как же вы освободились?
— Это всё мой отец, — с гордостью сказала Флора. — Он убил троих конвоиров, и мы смогли бежать на верблюдах. А на берегу отбили трофейную галеру и вышли в море. Берберы бросились в погоню, и не миновать нам беды, но тут показался французский фрегат. Так мы и спаслись. Во второй раз мы с отцом отплывали уже из Кадиса, а в Веракрусе отца похоронили… Где-то лет через пять мы с тётей Эстерситой решили, что лучше всего будет, если я отправлюсь в Панаму, к дальним родственникам. Но мне опять не повезло — на корабль, который вёз меня и других на юг, напали индейцы. Судно они сожгли, а пленников увели с собой. Так я увидала ту самую пирамиду, а потом чуть не стала наложницей противного, гадкого касика.
— Кан Балам Икналя? — проявил Олег осведомлённость.
— Да! Ты знаешь его?
— Надо же было исполнить твоё пророчество, — улыбнулся Драй.
— Так он мёртв?
— Мертвее не бывает.
— Фу-у… Это плохо, когда радуешься смерти, но я рада! Меня держали взаперти, и я каждую ночь видела то, что стрясётся скоро или гораздо поздней. И тебя… И вас я тоже видела. Я всё тогда высказала касику, много больше, чем надо было, и он решил избавиться от тебя. От вас…
— «От тебя» звучало куда приятней, — улыбнулся Олег.
— Да? — покраснела Флора. — Просто… Я настолько привыкла к тому, что есть такой капитан Драй, что… Я даже скучала по нему, хоть и не видела никогда воочию. Разве так бывает?
— Ну случилось же, — мягко сказал Сухов.
— Да-а… А потом я бежала, и… и всё. Когда я добралась до Панамы, то не стала обращаться к родне, а поселилась в доме одного купца, внушив ему, что я его жена. Он носил ту же фамилию, что и я, был старый, постоянно пропадал в Перу и ничего не мог, только гордился своею супругой…
— Я бы тоже гордился.
Девушка заалела.
— Вот и вся моя жизнь, — вздохнула она, отнимая руку.
Олег задержал её пальчики в своей пятерне.
— Не бойся ничего, — сказал он негромко, — я буду рядом.
В Панаме повторилось то же, что было на островах, — донну Флору заперли в комнате на втором этаже губернаторского дворца.
На третьи сутки после нашествия туда заглянула мулатка из прислуги, доставившая большой серебряный поднос, уставленный кушаньями и питьём.
— Адмирал посылает всё это вам, — белозубо улыбнулась мулатка.
Едва дверь закрылась за служанкой, как сеньора Состенес набросилась на еду — два дня ни крошки во рту.
Отобедав, девушка подошла к окну. Бежать не имело смысла — ей открывался сад с дорожками, подстриженными кустами, бассейном с черепахами и фонтаном, и весь этот маленький парадиз огораживался высоченной стеной, вдоль которой прогуливались вооружённые пираты. Дорога отрезана.
Вспомнив Олега, Флора ощутила непривычное волнение, отогнавшее даже мучивший её страх. «Он рядом, — напомнила себе девушка, — он рядом!»
Прошёл долгий день, минула ночь. Ближе к полудню пленницу навестил сам «адмирал пиратов» — невысокий, широколицый, Морган хорошо говорил по-испански.
Поклонившись, он снял шляпу и сделал шаг навстречу.
Девушка отступила, торопливо убеждая пирата:
— Не делайте этого! У вас дома осталась жена… Не надо!
Морган побурел.
— Донна Флора… — еле выговорил он, приближаясь ещё на шаг.
Девушка выхватила кинжал и приставила его к левой груди.
— Лучше я умру!
— Господи Иисусе! — простонал «адмирал пиратов» и рявкнул: — Нет!
Круто развернувшись, он направился к двери, за которой стоял Олег.
— Капитан, — буркнул Морган, — доставите сеньору куда она скажет.
Драй кивнул, отходя в сторону и пропуская адмирала.
— Постойте, — сказал он.
— Чего ещё? — сморщился Генри.
— Донна Флора, откройте сеньору Моргану его будущее.
Адмирал вздрогнул и стремительно обернулся к девушке.
— Да! — выпалил он. — Да! Да!
Прекрасная Испанка прижала руки к груди, словно собираясь с силами, и заговорила:
— Адмирал… Я чувствую, что вы не пропащий человек, как многие из тех, кто у вас под началом… Вот только… А нужно ли вам знать, что произойдёт с вами в грядущем?