— Делайте граф то, что вам подсказывают совесть и долг, — вздохнул я, — не буду вам мешать.
Сергио, изумлённый ответом, поскольку думал, что ему будут вставлять палки в колёса или активно уводить в сторону от расследования, как это обычно было, поднялся со стула и простился с меланхоличным Мендосой.
Выйдя из комнаты, он посмотрел на ожидавшего управляющего у двери.
— Граф не болен сеньор Альваро, — сказал он, — он лишь чем-то сильно расстроен.
— Правда ваше сиятельство? — удивился от, — боже, какое облегчение.
— Были какие-то вести из дома? Из Рима? Которые могли его так расстроить? — поинтересовался Сергио.
— Я о таком не знаю ваше сиятельство, — пожал плечами кастилец.
— Что же придётся поискать ответы самому, — улыбнулся граф и откланялся.
В городе, который был словно с картины какого-то именитого художника, графа удивляло всё. Отсутствие нищих на улицах, пустая тюрьма, довольные жители, всё это выглядело крайне нереалистично и подозрительно. Кортесы, которые он собрал через неделю своего пребывания в Аликанте, чтобы узнать о проводимой налоговой политике графом Мендосой, заверили его, что налоги даже снизились с прибытием его сиятельства, и у них нет никаких к нему претензий.
Чтобы кортесы были довольны кем-то, кого назначил король? Граф в такое чудо поверить не мог и стал ещё активнее копать дальше. Поговорил с главным судьёй, начальником порта, служащими магистрата, но все как один говорили, что лучшего господина, чем граф Мендоса, они не могли себе пожелать.
Даже встречи с иудеями и мудехарами, которые он провёл, ничего ему не дали, поскольку и нехристи его заверяли, что несмотря на кое-какие шероховатости, связанные с последними событиями неудачного старта нового бизнеса, в городе и у них всё хорошо.
Сергио стал было отчаиваться найти хоть что-то обличающее Мендосу, когда вспомнил о словах главы города о колдовстве и решил заглянуть к местному епископу, чтобы узнать, не нужна ли ему помощь инквизиции в расследовании дела, что сотворили иудеи города.
— Ваше преосвященство, рад вас видеть, — добрался он наконец до весьма впечатляющего дома местного духовного владыки и осматриваясь по сторонам, прошёл за молчаливым епископом в самую дальнюю комнату.
Неожиданно, тот, приложив палец к губам, закрыл одну дверь, затем вторую, после чего подперев последнюю дверь ещё и столом, повернулся к графу, падая перед ним на колени.
— Что с вами ваше преосвященство⁈ — удивился граф такому крайне странному поведению епископа.
На него поднялся взгляд запуганного и затравленного животного, даже не человека. Священник молитвенно протянул к нему руки.
— Ваше сиятельство, заберите его от нас! Молю вас! Заклинаю всеми святыми!
— Кого? — удивился Сергио.
— Этого монстра! Проклятого карлика, Мендосу! — из глаз епископа неожиданно полились слёзы.
— Чем вам так насолил граф, ваше преосвященство? — глаза графа Латаса расширились, а ноздри стали взволнованно трепетать, словно у охотничьего пса, взявшего след.
— Это дьявол воплоти ваше сиятельство! Он убил всех! Всех убил! — запричитал епископ.
— А можно поподробнее ваше преосвященство? И главное сначала, — попросил его граф, приготовившись слушать.
Испуганный епископ, поднявшийся с колен, ещё раз сбегал к двери, убедился, что она заперта и только после этого вернулся и стал рассказывать, что происходило в городе до и во время приезда графа де Мендоса, старательно при этом уклоняясь от уточняющих вопросов, откуда ему об этих событиях так хорошо известно. Но вскоре по его оговоркам и повторениям, граф и сам понял, что епископ был причастен к схеме с работорговлей и был даже слегка удивлён, почему оказавшийся безжалостным граф Мендоса заодно ко всей куче причастных, не уморил и епископа.
После этого рассказа становилась понятна всеобщая покладистость кортесов и всех городских служащих, которые высказывали полную свою лояльность графу. С таким жестоким подходом к устранению врагов, как у него, это было и не удивительно — его в Аликанте попросту теперь боялись.
Слова управляющего графа о том, что все они повиснут на суку, если будут перечить Мендосе, уже не казались Сергио таким уж явным преувеличением. Иньиго разобрался с проблемой крайне жестоко, но граф не мог этого не признать, что быстро и эффективно, пусть и не всегда это было в рамках законов королевства.
— Благодарю вас ваше преосвященство, — покивал он, когда епископ закончил свой рассказ, — я обо всём по возвращении доложу королю.